брату, что я должна пройти лечение у психиатра. Уже назначил на ту неделю прием у какого-то светила. Тем временем оба дали обещание мужу ничего не говорить.
Карлсен кивнул на облепленные пластырем запястья.
— И что произошло затем?
— Я выяснила насчет Карло. Выяснила правду. — Сказала печально, но без жалости к себе.
Карлсен облегченно почувствовал, что фаза суицидности миновала.
Разговор об этом лишь снова ее укрепил.
— Как это произошло?
— Вчера после работы я поехала за покупками. Мужу хотела купить шелковый галстук и заехала в «Мэйсиз».
Карлсен с улыбкой кивнул. Японцам почему-то нравится именно «Мэйсиз». Вот уж тридцать с лишним лет он является одной из основных в Нью-Йорке приманок для туристов. В духе характерной для 2090-х ностальгии, магазин был реконструирован в том же виде, в каком был двести лет назад: старомодные деревянные прилавки, сзади на полках — коробки с товарами. Идея обернулась невероятным успехом. И хотя с той поры ряд конкурентов по «ностальгии» обанкротился, «Мэйсиз» продолжал цвести, пользуясь поддержкой японских обитателей Нью-Йорка.
— На первом этаже у них выставка, вы не видели? — Карлсен в неуверенности покачал головой. — Демонстрируют новый строительный материал… забыла название.
— Диолитовое стекло?
— Точно. Смотрится как стекло, дока не пропускаешь через него ток. Тогда оно все темнеет и темнеет, и, наконец, совсем перестает пропускать свет. Зимой оно пропускает все солнце, а летом ровно столько, сколько нужно. И вот нас пригласили внутрь показать, как оно работает — мы на Мэйне думаем ставить себе коттедж. И тут я вдруг увидела, как в магазин входит Карло. Он был еще с каким-то мужчиной и меня не заметил. А у меня, как только его увидела, буквально ноги подкосились. Мы с ним вот несколько часов как ласкались, но, если б он зашел сейчас на выставку и велел мне при всех раздеться, я бы сделала не задумываясь. — Она говорила ровно, обычным голосом, без малейшего эпатажа. — Я стояла, не спуская с него глаз — хотелось пулей выскочить, схватить его за руку. Только уже никак нельзя: специалист рассказывал про дом, и от группы оторваться как-то неприлично. Поэтому я просто стояла, ловила его взгляд. Он от стены стоял всего в нескольких футах, так что я чувствовала: вот-вот и увидит, как я таращусь во все глаза. Но, похоже, он очень занят был разговором и смотрел в другую сторону. Потом продавец потянулся к регулятору; стена начала темнеть. И едва это произошло… Я почувствовала что-то странное. Точно не передам… вот вы знаете, бывает так, что при простуде уши закладывает, будто пробками? А потом в прекрасный момент р-раз — все опять великолепно слышно? Примерно то же и со мной. В голове будто щелкнуло что-то. И вдруг я почувствовала, что в Карло больше не влюблена.
— Прямо так! — ошарашенно переспросил Карлсен.
— Именно так. Чем-то это было вызвано…
— Электричеством?
— Не исключено. Стоило стене потемнеть, как от, любви у меня ни следа. Просто исчезла, и все. Я смотрела на него и думала: «Да я с ума сошла. Какая посредственность, мой муж намного симпатичнее». А стоило вспомнить о муже, и такая бездна нахлынула отчаяния и вины, что я взмолилась: лишь бы он ни о чем не заподозрил. Что до Карло, то я боялась: хоть бы не обернулся в мою сторону. Он по одному виду уже бы понял, что абсолютно ничего для меня не значит. Я теперь и в толк взять не могла, как меня угораздило влюбиться. Он смотрелся теперь каким-то фальшивым, поверхностным. Стена стала абсолютно черной, и Карло я больше не видела. Но наружу выходить не решалась: вдруг увидит. Поэтому стояла и делала вид, будто бы слушаю. Вот человек опять повернул регулятор, и стены начали меняться. А через несколько минут, когда снова стало видно Карло, я уже ненавидела его за то, что он заставил меня изменить мужу. Но тут снова: человек сдвинул регулятор, и все переменилось.
Карлсену только головой оставалось покачивать.
— Что, опять любовь?
— Опять. Только не совсем так. Фальшивым, поверхностным он больше не смотрелся. Но я же помнила, что было минуту назад, поэтому все смотрелось теперь как-то в ином свете. Я знала — это какой- то фокус, колдовство какое-то. Тело по-прежнему домогалось его, а уму было ясно — он не заслуживает, чтобы его любили. Я буквально выбежала из магазина, через другое крыло, и приехала сюда, домой. Села снаружи на балконе и пыталась осмыслить, что произошло. — Она блеснула глазами на Карлсена, губы выдавили горькую усмешку. — Хотя вы и представляете: мыслить-то было не о чем. Он же сам открыл правду, что он вампир.
— Сказано, по крайней мере, честно.
— Да какая честность! Обыкновенный расчет. Он знал, что околдовывает меня. Тогда, когда стояли в лифте. Вы же понимаете?
— Да. (Нет, все равно удивительно, насколько просто я себя сдаю).
— Околдовал все же?
— Не совсем. Ему надо было настроиться на ваше жизненное поле. Когда он это сделал, стало можно посылать свои вибрации. Вы их вначале не ощущали: слишком слабые. А вот когда уже удостоверился, вибрации окрепли, и он вам дал их почувствовать. Вспомните, на третье утро.
— И вот тогда я попалась, — негромко произнесла Ханако. — Я ведь даже думала, что сама виновата, — снова тусклая улыбка. — Может, действительно, так оно и было?
— То есть?
— Мне не надо было сдаваться. Я же могла воспротивиться. — Не думаю. Настроившись, он уже знал, где у вас заканчивается сопротивление.
Она посмотрела на него с любопытством.
— У таких людей вообще бывает совесть?
— Не знаю.
— Вы кого-нибудь из таких встречали?
— Я до недавних пор и не знал, что они существуют. (Не сознаваться же, что стаж насчитывает каких-то семь часов).
— Я не думаю, что у Карло есть совесть. Ему было все равно, что я замужем и люблю своего мужа. Он хотел меня, и просто взял свое. А я допустила.
— Вины вашей в этом не было. Вы не знали, что происходит.
— Да, это так. — От этой мысли ей, по-видимому, полегчало.
— А как вы теперь относитесь к Карло? — поинтересовался он.
— Ненавижу, скорее всего. Да, именно ненавижу. Теперь, когда обо всем думается спокойно, я вижу, что это опасный человек, такому место в тюрьме.
— Легко сказать…
— Да, я понимаю, и ни на что такое не надеюсь. В законах об этом не сказано.
Одного взгляда на Ханако было достаточно, чтобы понять ее чувства. Любовник виделся ей человеком, жестоко обманувшим доверие.
— Что вы думаете делать?
— Не знаю. Напишу, наверное, Карло, скажу, чтобы впредь ко мне не подходил. — В глазах женщины мелькнула внезапная надежда. — А вы не могли бы передать ему вместо меня?
Мысль настолько неожиданная, что Карлсен слегка растерялся.
— Н-ну… думаю, что и смог бы.
— Вам бы он поверил.
Вполне логично. Если письмо любовнику напишет она, не исключено, что он начнет напрашиваться на встречу. Может, даже сумеет снова улучить ее в свои сети. А именно этого она и боится.
— Хорошо, я переговорю с ним.
— Спасибо. — Облегчение нахлынуло волной, еще раз дав понять, что жизненные поля у них попрежнему в тесном контакте.
— Теперь бы вам лучше заснуть, — заметил Карлсен, вставая.
— Да, — она улыбнулась. — Теперь спать.
