— Потому-то я и запомнил дату. А еще из-за национальности пассажиров. Необычные ребята. Один огромный жирный властный брюнет угрожающего вида. Второй тоже массивный и мускулистый, но не такой агрессивный. И волосы у него были светлые. Не знаю, о чем они разговаривали, но я в прошлом году был в Санкт-Петербурге и поэтому узнал язык — они говорили по-русски.
Три сына Консуэло Хименес играли вместе с Марио в бассейне. Через двойные рамы долетали приглушенные вопли и визг, на стекло веером летели брызги. Хавьер потягивал вторую кружку пива. Консуэло держала полупустой бокал
— Я смотрю, ты разрешила Марио залезть в воду, — заметил Фалькон.
— Решила, что лучше позволить ему немного забыться в игре, — объяснила она. — Запрет на купание был пунктиком Рафаэля. Не вижу в нем никакого смысла…
— Неужто и я когда-то был таким резвым!
— Наверняка. Сейчас тебе это странно, но вспомни: глаза щиплет от хлорки, ресницы слиплись, сам весь дрожишь от голода и усталости, завернувшись в полотенце. Вот это и есть счастье!
— Ничего, что я напросился к тебе выпить? — спросил Фалькон. — Скоро приедет тетка Марио, мне придется отвезти их обоих в дом родителей. Тогда все переменится. Мне уже вряд ли удастся…
— Ты о чем?
— Вряд ли удастся вот так побыть с тобой.
— В этом расследовании у меня есть серьезное преимущество перед остальными, — улыбнулась Консуэло. — Я имею возможность непосредственно наблюдать за вашей работой, старший инспектор.
— Ты сама приглашала меня выпить.
— Сейчас мы все — часть твоего расследования. Беспомощные под беспощадным надзором. Как у тебя дела с остальными?
— Последний час или около того я провел с Пабло Ортегой.
— Наблюдал, как он играет очередную роль? — поинтересовалась Консуэло. — Никогда бы не вышла замуж за актера. Я предпочитаю моногамию, а в браке с актером постель, пожалуй, покажется слишком многолюдной.
— Мне это как-то не приходило в голову.
— Хочешь сказать, у тебя не было романа ни с одной актрисой до твоей женитьбы на той маленькой правдоискательнице… Как ее звали? Инес. Разумеется… — Консуэло запнулась. — Прости, мне следовало помнить про судебного следователя Кальдерона.
— Я впервые с ним работаю после смерти твоего мужа, — сказал Фалькон. — Сегодня он сказал, что они с Инес скоро поженятся.
— Значит, я бестактна вдвойне, — расстроилась Консуэло. — Но это будет воистину правдолюбивый союз. Суд и прокуратура. Их первенец обречен стать священником.
Фалькон с трудом выдавил смешок.
— Тут уж ничего не поделаешь, Хавьер, — сказала она. — Так что лучше смейся.
— Будьте веселей, — пробормотал Фалькон. — Так мне велела сеньора Крагмэн.
— Она сама не звезда комедии.
— Ты видела ее работы?
— Видела. Тоска смертная, — сказала Консуэло, состроив мину печального клоуна. — Я всем этим бредом сыта по горло.
— Сеньор Кальдерон очень впечатлен ее снимками.
— То есть ее задницей!
— Даже все многочисленные Пабло Ортега сошли с пьедестала своего самомнения, чтобы за ней приударить.
— Я знала, что ты к ней неравнодушен, — заметила Консуэло.
— Я злюсь на Мэдди Крагмэн, — ответил он. — И мне она не нравится.
— Когда мужчина так говорит, это обычно означает, что он очарован.
— Поклонников Мэдди хоть в очередь выстраивай. Я стою в самом ее конце.
Эффектный залп, пущенный кем-то из детей, плеснулся о стекло. Консуэло подошла к бассейну и велела мальчикам успокоиться, однако она еще не успела вернуться в дом, как буйство вспыхнуло с новой силой.
— Как жаль, что они вырастут и станут… нами, — произнесла она, глядя в сторону бассейна.
— Стать такой, как ты, — об этом можно только мечтать! — неожиданно вырвалось у Фалькона. Смущенный своей дерзостью, он забавно вытаращил глаза. — Я имел в виду… То есть ты была…
— Успокойся, Хавьер, — сказала она. — Выпей еще пива.
Фалькон залпом допил «Крускампо», вгрызся в мясистую оливку и положил косточку на поднос.
— Пабло Ортега хоть раз к тебе подкатывался?
— Тебе можно, а ему, значит, нельзя? — поддела она.
— Не подкатывался я! Но я думал… кое о чем — вот и вырвалось.
— Ну да, «кое о чем»… Твою жизнь нужно серьезно налаживать — психоаналитик не поможет. Ладно, это разговор отдельный… Что сказал Пабло Ортега?
— Что он знакомится с женщинами с помощью своих собак.
— Знаешь, он может говорить тебе что хочет, но я всегда полагала, что он скрытый гей или просто не слишком интересуется сексом, — сказала она. — Дети любят Каллас и Паваротти, но со мной он никогда не заигрывал, а я не представляю, что можно не заметить заигрываний Пабло Ортеги.
— Почему ты думаешь, что он гей?
— Объяснить трудно — это чувствуется, когда бываешь в его обществе. Симпатия и никакого сексуального влечения. Не только по отношению ко мне. С Мэдди я тоже его видела. Он не приударяет за женщиной. Он красуется. Напоминает каждой, что все еще силен, но это не имеет отношения к сексу.
— Он назвал тебя стервой, — сказал Фалькон. — Я думал, ты его отшила.
— А я и есть стерва, но его никогда ничем не задевала. Мне казалось, мы отлично ладим. Переехав сюда, он заходил выпить, поиграть с детьми в футбол, поплавать…
— Здесь явно замешан секс. Он сказал, что ты улыбаешься только если зажмешь чьи-то яйца в тиски, — что-то в этом духе.
Консуэло прыснула, но тут же разгневалась:
— Пабло, скорее всего, уверен, что детали вашего мужского разговора до меня никогда не дойдут. Он недооценивает твою способность строить доверительные отношения, Хавьер. Или не верит, что кто-нибудь захочет довериться полицейскому. Видимо, потому и распустил язык.
— Он ведь был знаком с Раулем? — спросил Фалькон. — Я видел его фотографию над столом в вашей прежней квартире, но не среди знаменитостей.
— Брат Пабло их познакомил, — сказала она. — Игнасио работал на Рауля.
— Я бы хотел еще раз взглянуть на те фотографии Рауля, если можно.
— Я позвоню в офис и предупрежу сотрудников, что ты заедешь, — согласилась она.
Фалькон ехал по проспекту Канзас-сити. Он спешил на вокзал, но мысли его были заняты не приезжающей сестрой Лусии Веги, а на удивление быстро возникшей близостью с Консуэло Хименес. С ней ему было уютно. Плевать он хотел на придуманные ею отношения «следователь — подозреваемый»! Его занимало другое: как она сидела на диване в своем прохладном доме, покачивая ногой, как смеялась вместе с детьми, растирая их полотенцами, и вела кормить на кухню. С этими воспоминаниями он въехал на площадь, в самую пасть монстра, называемого мегаполисом, который лежал, задыхаясь от зноя, в своем загоне.
Судя по табло у вокзала Санта-Хуста, было сорок четыре градуса выше нуля. Фалькон поставил машину и, преодолевая сопротивление вязкого воздуха, протолкался к зданию вокзала. Позвонил Пересу. Тот доложил: ему удалось уговорить сеньора Кабелло не дежурить у жены в реанимации. Сейчас Перес вместе с
