— Надо медленнее, — пояснил Крайски, осторожно входя в клубы взвеси.
— А зачем?
— Увидишь. Ух-х! — выдохнул он сквозь сжатые зубы.
Осторожно тронувшись следом, Карлсен понял, почему. Взвесь, и та подобна была снопу прожигающих тело искр (так вот оно, наверное, на электрическом стуле). Но Крайски, похоже, думал эту пытку выдержать, потому Карлсен подавил в себе желание отступить. Несколько минут, и ощущение такое, будто тебя свежуют заживо, стекольной пылью присыпая сыреющее мясо. Похоже чем-то на стояние в ледяной воде, только там промозглость в костях, а здесь в тканях.
Еще через пять минут боль невообразимо переплавилась в чудесное упоение, и он с готовностью шагнул за Крайски под хлещущие сверху струи. Снова зажгло, да так, что с трудом выстоял. Но уже через несколько минут тело буквально лучилось жизненностью. И восторг такой, что Карлсен, вскинув лицо, расставил руки, подставляя воде плечи и грудь. Было бы брюхо, как у слигга, так и сунул бы его под шумные струи, чтоб звенело как о барабан!
Крайски похлопал его по плечу: дескать, пора. Выйдя из искристой взвеси, Карлсен ощутил странную легкость — из-за того, наверное, что перестал бить напор воды. Так ведь нет: где-то в солнечном сплетении, взбухая, тело повлек вверх поток энергии. То же самое, что при прыжке, только задействованы не мускулы ног, а порыв воли.
— Смотри-ка, парю! — воскликнул Карлсен, хохоча от удивления. Опустился на землю. В последний раз он летал настолько давно, что ощущение почти уже забылось. Понятно теперь, почему слигги стояли под струями. Карлсен снова сплотил волю и, взмыв на десяток футов вверх, об— ратно возвратился плавно, как воздушный пузырь.
— К вершине мы полетим? — спросил он у Крайски.
— Нет. Начать с того, это небезопасно, — он указал наверх, где в пронзительной выси парили те самые химеры. — Во-вторых, потеря энергии. Лучше пешком.
— Что ж, ладно, — Карлсен разочарованно пожал плечами. Лучше бы, конечно, опробовать силы в полете.
Снова двинулись вверх по склону, при этом энергия полонила настолько, что в гору хоть бегом беги. Однако Крайски взбирался с твердой методичностью робота. Через четверть часа рощица осталась позади, а взгляду открылась пустыня черного вулканического камня, словно застывшего при сбегании по склону. И все настолько покореженное и ребристое, что идти приходилось с большой осторожностью, иначе изрежешь ноги. Бьющая через край энергия придавала вниманию Карлсена такую филигранность, что ноги, будто сами собой, ступали там, где безопасно.
Черная лава продолжалась милю с лишним. Временами удавалось отдыхать — в наносах крупного как галька песка, сухо скрипящего под ногами. Поглядев вверх в очередной раз, Карлсен увидел, что склоны там горят пронзи— тельными оттенками, в основном желтыми, хотя есть и алый, и зеленый, и лиловый. С приближением становилось ясно, что это растительность: не деревья, а огромные ползучие, вроде спутанных удавов, стебли. Видимо, какая-то дальняя ботаническая родня прозрачным побегам, что встречались над озером.
Чуя неладное, Карлсен остановился на границе лавы. Уже сам вид зарослей вызывал смятение: побеги-лианы перепутались так, что и не видно, где можно пробраться. А волнистое движение желтого усика, вытянутого в их сторону, давало понять, что побеги, как и те прозрачные их собратья, подкарауливают добычу.
— Наблюдай за мной, — сказал Крайски и шагнул сначала к желтому усику, затем дальше. Не успел он продвинуться и на нескольких футов, как усик, отпрянув как готовая к броску змея, молниеносно обвился Крайски вокруг голени.
— Смотри-ка теперь, — произнес тот на удивление хладнокровно. Что-то сухо щелкнуло и запахло дохлыми гусеницами, заморенными где-нибудь в бан— ке. Через секунду-другую струной натянутый побег обмяк, а там соскользнул и, опав на землю, постепенно приобрел буроватый оттенок и завял.
— Что ты такое сделал? — удивился Карлсен.
— Использовал ксилл, чтобы его лупануть. Вот зачем мы останавливались — зарядиться. Мы теперь как электрические скаты. Попробуй сам. Только не забудь сначала сделать глубокий вдох.
Карлсен шагнул в заросли. Вначале ничего не произошло, но буквально следом секунды грудь уже обхватила тугая удавка побега — пестро-красная и толще, чем желтый усик. Стиснуло неожиданно сильно, Карлсен невольно по— морщился. Теперь ясно, почему Крайски посоветовал глубоко вдохнуть: чтоб от обхвата не лишиться дыхания.
Выход нашелся инстинктивно. Первым делом надо было сдержать панику: Карлсен оставался пассивным, словно ожидал, что его вот-вот освободят. И тут дал своей энергии коротко полыхнуть гневом. Аж кожу зажгло — ощущение такое же, как под водопадом, только откуда-то изнутри. Хотя произошло как раз то, на что он рассчитывал. Сила сжатия не позволяла побегу разжаться и ускользнуть — от пыхнувшего тока запахло паленым. Через секунду стало ясно: перестарался. Растение погибло, но обугленное кольцо держало с прежней силой. Крайски, саркастично хохотнув, помог его размотать. При этом еще один побег, — зеленый, — воровато коснулся ему шеи и тут же отдернулся, извивая почерневшим концом. С помощью Крайски Карлсен полностью освободился от объятий кольца, пахнущего сейчас пригоревшей капустой.
— Все, идем. — Крайски решительно пустился в гущу растительности. Побеги тревожно отстранились, обнажив, как оказалось, вполне достаточно места для прохода. Карлсен поторопился следом. Растения, очевидно, обла— дали телепатией, спешно рассылая предостережение: не нападать. Правда, самые толстенные с недобрым интересом норовили иной раз прикоснуться, но тут же отдергивались, получая за чрезмерное любопытство. Карлсен ре— агировал со спортивным азартом: все равно, что шлепать мух остриями молний. Если заряд удавалось выпустить вовремя, то чувствовалось, как удар, обжигая, разрушает растительные клетки, если запаздывал, растение со змеиным проворством ускользало.
Пробираясь через эти извивающиеся заросли, Карлсен глухо подумал, что ведь их двоих, в сущности, легко одолеть, стоит этим растениям накинуться скопом. Ведь могут обвить таким бревном, что никакой энергии не хватит отбиться. Однако главным их оружием был страх: он волной катил вперед, облекая их спасительным коконом. И видя, как растения по ходу опасливо утягиваются, освобождая проход, Карлсен проникся по-хищному азартной радостью, убеждаясь: пассивность восприятия — иллюзия.
После мили с лишним подъема впереди забрезжило что-то ярко-желтое — сначала подумалось, что сера. Теперь различалось, что для вулканического конуса поверхность чересчур уж плоская и однотонная — наверное, какая— нибудь растительность. На подходе к краю зарослей впереди открылась та алая кайма, что заметна была с озера. Через несколько минут они вышли из зарослей, которые тотчас сомкнулись непролазной чащобой, и взору предстала глинистая почва с гладкими синими камнями вроде речных голышей.
Воздух наводнился вдруг странным звуком, напоминающим отдаленный перезвон сотен колокольцев. Звук, почему-то, навеивал мысль о холодной воде, плещущей в серебристом ручье — от невнятного восторга пронизывала дрожь.
От влажноватой глины под ногами веяло чем-то с детства знакомым. Вспомнилось: так пахло возле незапамятно старого амбара, чудом уцелевшего с прежних времен за домом, где жила Билли Джейн.
Карлсен, подняв, поднес к уху один из камней: он как раз и позванивал — тоненько, по- волшебному.
— Я вижу, ты урок так и не усвоил, — с укоризной заметил Крайски.
— Ты о чем?
— Об осторожности.
Карлсен недоуменно оглядел камень, округло-нежный, как птичье яйцо.
— Ты об этом? — он замахнулся было бросить, но рука как-то не поднялась. — И что в нем такого?
— Это все тот же зоолит. Звук привлекательный, и ты, конечно же, сунешь его за пазуху. А проснешься утром, и он уже наполовину под кожей, как пиявка, и отсасывает энергию.
Карлсен поспешно отбросил камень. Звон мгновенно оборвался.
— Смотри, — произнес Крайски в наступившей тишине. Он поднял один из камней, и перезвон тотчас возобновился. Крайски швырнул камень в заросли. Секунда-другая, и тот вылетел обратно. Перезвон смолк.
