'Я считаю эмбрион человеческой личностью'.

'Я не считаю эмбрион человеческой личностью'.

Они станут ещё более чёткими и разумными, если внести в них дальнейшие поправки таким образом:

'Философские взгляды, которые я придерживаюсь в данное время. Позволяет мне считать эмбрион человеческой личностью'.

'Философские взгляды, которых я придерживаюсь в данное время, позволяют мне не считать эмбрион человеческой личностью'.

Этот отдельный пример даёт некоторое представление о том, как «идентификационность» увековечивает догматизм и антагонизм (которые психолог Эвард де Боно называет синдромом 'Я ПРАВ, ТЫ НЕ ПРАВ') и как употребление я-прим ведёт (как минимум) к уменьшению догматизма и антагонизма. Очень мало форм фашизма, расизма или сексизма (даже самых популярных в политически корректных кругах) могут выжить в я-прим. Например,

'Я склонен считать, что все испанцы одинаковы и все они — сволочи'. 'Я склонен считать, что все азиаты одинаковы и все они — сволочи'. 'Я склонна считать, что все мужчины одинаковы и все они — сволочи'.

Хотя не каждый человек захочет общаться с персонажами, озвучивающими подобные мысли, такие персонажи всё-таки кажутся менее безнадёжными, чем те. Которые упрямо утверждают: 'Все испанцы — сволочи'. 'Все азиаты — сволочи', и 'Все мужчины — сволочи'.

Такое предложение, как 'Я склонен принимать всех Х за Y', и подобные ему бессмысленные и откровенно личностные суждения, высказываемые на я-прим, не провоцируют дикое предубеждение (и не подстрекают к диким поступкам), как это делают научно и экзистенциально бессмысленные идентификационные предложения вроде: 'Все итальянцы — гангстеры', 'Все пресвитерианцы — экстремисты', и 'Все водопроводчики — лентяи'.

Конечно, экспертиза не выживет в мире, сформированном на мнениях ('Мне кажется, это похоже на Пикассо'), а не на утверждениях. Экспертиза требует утверждений: 'Это — Пикассо'. Эльмир это понимал, поэтому произнёс парадоксальную фразу о том, что сами эксперты создают подделки. И точно так же экспертиза не выживет в мире, где говорят: ' настоящее время мне это кажется лженаукой'. Экспертиза требует лаконичного утверждения: 'Это — лженаука и самый настоящий бред, а её создатель — шаман, гуру и вообще 'паренёк с приветом'.

'Идентификационность' провоцирует догматизм и усиливает предубеждение до такой степени, что сожжение книг и откровенный фашизм становятся неизбежностью. Вспомните ещё раз, что ни одно из «убийств», недавно совершённых в медицинских центрах планирования семьи. Не стало результатом мнения: 'В рамках моей системы ценностей я не вижу разницы между эмбрионом и ребёнком'. Убийства стали результатом утверждений: 'Эмбрион — это ребёнок', а 'Аборт — это убийство'. Точно так же успех, который пришёл к Эльмиру. Стал результатом утверждений: 'Это — Матисс', а 'Это — Модильяни'.

И вот так, описав 'полный круг', мы снова возвращаемся к квазирелигиозному канону и его критикам, а также снова сталкиваемся с вопросом: 'Шекспир — величайший поэт из всех поэтов?'. На этот вопрос проф. Блум по-прежнему отвечает громовым «ДА», а проф. Тэйлор и его когорта из мультикультурной феминистической постмодернистской академии кричит категорическое «НЕТ». В я- прим мы даже не можем задать такой вопрос. Однако мы можем спросить: 'Какое место, по вашему мнению, занимает Шекспир в литературном мире?'.

Лично я бы ответил на этот вопрос так: 'В моём нынешнем смешанном состоянии литературного знания и литературного невежества я считаю Шекспира величайшим писателем из всех, которых я когда- либо читал'. Я люблю 'усиливать' я-прим, чётко заявляя обо ограниченности моего суждения в рамках высказываемого мнения (подобно тому, как учёный рассказывая о полученных измерениях, непременно указывает на измерительный инструмент).

Откровенно говоря, я не настолько хорошо знаю итальянский язык, чтобы компетентно сравнивать Данте с Шекспиром, и не настолько хорошо знаю греческий. Чтобы содержательно говорить о разнице между Джентлом Уиллом и Гомером. Я решительно не владею фарси, арабским. Китайским, бенгали, суданским и пр. Языками, и поэтому имею лишь самое смутное представление о таланте Руми, Ли По, Шики, Самба Ганы и многих других писателях Востока (чьё творчество, тем не менее, совершенно потрясло меня в переводе).

Наверное, проф. Блум решит, что моё сознание отравлено мультикультуралистами, раз я высказываю моё личное мнение как «сугубо» личное мнение. Проф. Тэйлор решит, что моё сознание отравлено традицией, раз я до сих пор считаю Шекспира лучше Алисы Уокер.

Ну что же, по крайней мере, оба согласятся, что моё сознание отравлено, а я считаю большой победой, когда два таких догматичных джентльмена соглашаются хотя бы в чём-нибудь.

Все «идентификационные» высказывания, выражающие суждения, становятся более аккуратным (описывают инструмент. С помощью которого даётся та или иная оценка), когда они перефразируются. И вместо 'это является' в высказываниях фигурируют словосочетания 'мне кажется'. Например: 'Мне ближе Бетховен, чем панк-рок'; 'Абстрактный экспрессионизм кажется мне полным фуфлом'; 'По-моему, после кубизма самым интересным изобретением в живописи был абстрактный экспрессионизм'. Во всех этих предложениях высказывается 'истина' — в смысле истины с точки зрения опыта или истины с точки зрения восприятия, хотя эти истины высказываются разными людьми.

В более широком смысле, за рамками эстетического и академического антагонизма, я- прим сразу отвечает на многие дзенские коаны вроде 'Назови имя того, кто сделал траву зелёной!'

(Если вы не знаете, даю намёк: Моисею открылось это имя из пылающего куста…)

Задумайтесь, к примеру, сколько времени тратят впустую психологи, обсуждая такие вопросы, как: 'Пациент поступает так из-за Эдипова комплекса или же он всё ещё следует раннему кондиционированию?' В я-прим этот вопрос формулируется иначе: 'Какая модель — Фрейда или Павлова — позволяет понять поведение данного пациента лучше? Или они обе хорошо работают?' Можно по- прежнему вести яростные и продолжительные дебаты, но они останутся сугубо научными, если вообще не соскользнут в пропасть средневековой теологии или демонологии.

В физике можно вспомнить потраченные впустую время и энергию, когда блистательные теоретики дискутировали вопрос: 'Чем является электрон: волной или частицей?' В я-прим этот вопрос формулировался бы так: 'Волновая модель рассказывает нам об электроне больше, столько же или меньше, чем корпускулярная модель?' Когда начинаешь мыслить в таком направлении, вовсе не требует гениальности Бора, чтобы найти ответ на этот вопрос, который в наше время звучит так: 'Как правильно, столько же, иногда, в конкретных случаях, больше или меньше'. Поскольку Бор находился под влиянием прагматизма Джеймса и экзистенциализма Кьеркьегора, а оба эти философа, безусловно, повлияли на создание я-прим, когда Бор понял, что физика может практически моделировать электрон как волну и как частицу в зависимости от обстоятельств, он проникся духом, если не буквой, я-прим

В экономике фраза 'марксистская модель прибавочной стоимости кажется мне лучше модели монетаризма' констатирует некий факт (о состоянии нервной системы автора фразы, если я должен разъяснять очевидные вещи). Фраза 'теория Маркса истинна, а теория монетаризма ложна' констатирует мнение, которое подаётся в виде факта. Первая фраза (с 'мне кажется) стимулирует интеллигентное обсуждение; последняя фраза фактически провоцирует социальный конфликт.

Сенсация! Неожиданное известие из Вены… Немедленная реакция ПК в Америке!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату