Моя жизнь после смерти

Нормальности.

Однако до сих пор никто не предъявил такую конкретную абстракцию.

Поэтому я допускаю, что вселенная нашего опыта, или материально-чувственный мир, как говорил Маркс, состоит только из ненормальных или эксцентричных всплесков в пространственно-временном континууме. Вы никогда не найдёте нормального человека, нормальную собаку или даже нормальную зебру. Никто никогда не сможет предъявить нормальную сонату, нормальную картину Поллока или даже нормального 'партнёра месяца'.

'Математически нормальное' выражает понятие, которое не подтверждается ни одним реальным событием.

Как написал известный древнеяпонский поэт:

Горное озеро —
Лягушка прыгает —
Буль — буль — буль!

Глава четвёртая Полуночные колокола

В которой весь комизм заключается в шутке о моей смерти

Для чего предназначены эти углеродные ячейки?

'Стар Трек': киноверсия

'Друзья' — это состояние души.

'Переход Миллера'

Всего через неделю после того, как я якобы пересёк Сумеречную Зону, или попал на небеса (как называет это Армия Спасения) — а на американском народном языке 'сыграл в ящик', — я проснулся с мыслью, что надо позвонить Бобу Ши в больницу.

Утренний ритуал начался с варки кофе (как истинный гурман, я сам смалываю зёрна: ритуал во славу Эпикура). С чашкой дымящегося кофе я сел у телефона. Набрав номер больничной палаты, в которой лежал Ши, я рассказал ему для развлечения неприличный анекдот. Но голос Боба звучал слабее, чем обычно, и у меня снова возникло это ужасное щемящее чувство полной беспомощности из-за того, что я совершенно не знаю, чем реально могу ему помочь.

Мы поговорили о 'NYPD Blue', новом телевизионном шоу, которое нам обоим нравилось. Мы сошлись во мнении. Что Сипович всегда выбирает лучшие строки: 'Раз или два в году я люблю выполнять обещание в присутствии свидетеля, поэтому помню, на что похоже это ощущение'. 'Хотя это и ошарашит тебя, Джон, но я должен тебе сказать: иногда в этом здании не вершится истинное правосудие'.

'Я чувствую себя лучше, — под конец сказал Ши полушёпотом. — Намного лучше. Просто сейчас я немного устал'.

'Ладно, — сказал я. Я тебя отпускаю'.

'Я люблю тебя', — неожиданно произнёс он.

'И я тебя люблю', — сказал я, вешая трубку. Я сел и задумался. В нашем обществе требуется почти три десятка лет и тяжёлая болезнь, чтобы гетеросексуальные мужчины могли сказать друг другу 'Я тебя люблю'… Я размышлял об этом и об оптимизме Ши, потому что не хотел думать о том, каким слабым и измученным был его голос.

Оглядываясь назад, я так и не знаю, хотел ли он внушить этот оптимизм своему страдающему телу — перестроить его иммунологическую защиту при помощи могучей нейрохимии надежды — или же он сказал это, чтобы избавить меня от дальнейших переживаний и на несколько часов уменьшить мою тревогу.

В следующий раз, когда я позвонил Бобу Ши, голос на автоответчике сообщил, что Боб находится в коме, и попросил больше в больницу не звонить. Даже тогда я не поверил, не хотел верить в реальность происходившего. Когда примерно дня через три сообщение на автоответчике поменялось, и тот же голос просто сказал, что Боб Ши умер, я испытал потрясение. Мне следовало ожидать, что это произойдёт, но я не был к этому готов. К этому никогда не бываешь готов. Я настолько старался вселить надежду в Боба, что сам заразился этой надеждой на чудо.

Я сидел с трубкой в руках, как Уайл И. Койот, когда его только что ударило камнем размером со слона, но он ещё это не чувствует и не знает, что по логике вещей должен уже упасть. Я медленно повесил трубку, по-прежнему не в состоянии смотреть правде в глаза, всё ещё находясь в состоянии шока. Внешне казалось, что Боб выиграл этот раунд (за последние полгода ни одной новой опухоли) как он мог умереть от побочных эффектов?

Гремлины запустили в Интернет слух о смерти одного автора 'Иллюминатуса!', а по-настоящему умер другой.

Я выглянул из окна. Солнце едва взошло — я поднимаюсь на рассвете, когда небо на востоке чуть тронуто светло-коричневыми и мандариновыми разводами, — но во внутреннем дворике моего дома уже собралось 'общество к завтраку'. Зяблики, дрозды и воробьи подпрыгивали и хлопали крыльями, поклёвывая из моей кормушки. Прилетели две нахохлившиеся косматые сойки, отпугивая всех остальных пернатых, и энергично нырнули клювами в кормушку. Африканская горлица на дереве подавала свой обычный скорбный призыв, словно не верила, что когда-нибудь на земле станет меньше печали. Где-то проехала машина, невидимая за стеной дворика. В моей голове всё ещё не укладывалось. Как можно свести воедино два понятия 'Боб Ши' и «смерть». Мне это казалось чем-то вроде 'круглого квадрата' или 'гигантского лилипута'. Как сказал Витгенштейн. Есть понятия, которые не связываются в содержательную мысль.

Я подумал об одном надгробном камне в Слиго, на диком западе Ирландии:

Окинь холодным взглядом
Жизнь и смерть.
И проезжай, всадник.

Я размышлял о том, как идеализировал судья Шэллоу мятежную весну своей юности ('Иисусе, какие бурные деньки') и как сдержанно отвечал ему Фальстаф, на которого эти сладкие воспоминания навевали горькую тоску: 'И звон полуночных колоколов, мастер Шэллоу'. Никто кроме Орсона Уэллса никогда не придавал этой строке того особого значения. Которое она заслуживает… В ней говорится: 'Наши кутежи и вправду длились допоздна' (с точки зрения жителей страны с аграрной экономикой, где большинство людей ложится спать на закате солнца), но ещё она означает: 'Наши дни сочтены: звон колоколов напоминает о могиле'.

На улице прогрохотала ещё одна машина. И африканская горлица снова пожаловалась на несправедливость жизни. Я вдруг увидел, насколько сексуальна зелень Природы за стеклянной дверью моего дворика. Потом на огромной скорости пронеслась ещё одна машина: наверное, парень опаздывал на