задобрить налоговое управление.
Но Джеку было не до смеха. Будущее не сулило ничего веселого. У него не было официального статуса — налоговое управление и все прочие федеральные и местные ведомства не догадывались о его существовании. Сейчас это его вполне устраивало, но что будет потом, когда он устанет скрываться и хитрить и захочет возвратиться в мир законопослушных болванов? В молодости он не задумываясь вычеркнул себя из членов общества. Тогда ему казалось, что навсегда.
Возможно, так оно и есть. Сможет ли он когда-нибудь смириться с тем, что обязан платить подоходный налог? Он ведь тратит самое дорогое, что у него есть, — часы, дни и недели своей жизни — рискует этой самой жизнью, чтобы заработать себе на хлеб. Разрешить государству отбирать часть заработанного — все равно что отдать ему кусок своей жизни. Если ты теряешь независимость в какой-то доле своего существования, даже самой незначительной, считай, что проиграл. После этого ты уже не сможешь распоряжаться
Но если он хочет связать свою жизнь с Джиа и Вики, он должен войти в их мир. Брать их в свой он просто не имеет права. Но как ему теперь нарисоваться? Он же не может появиться из ниоткуда, не объяснив, где он пропадал все эти годы.
Ладно, когда наступит срок, он что-нибудь придумает. В конце концов, время еще есть...
— А ты не рассердишься, если я куплю ферму? Ты же у нас вегетарианка.
— Почему я должна рассердиться?
— Но я же буду разводить отбивные.
Она рассмеялась. Ему нравился этот звук.
— Отбивные не разводят.
— О'кей, тогда я буду на них охотиться — на дикое филе миньон и шашлык на ребрышках.
— Ты, наверное, имеешь в виду коров, — включилась в игру Джиа. — На фермах разводят коров, потом их забивают и делают из них бифштексы.
— Ты хочешь сказать, что их надо убивать? А если у меня не поднимется на них рука?
— Тогда у тебя будет целое стадо домашних питомцев.
Внезапно Вики перегнулась через спинку сиденья, указывая рукой на переднее стекло:
— Смотрите! Ветряная мельница. Уже вторая. Мы что, в Голландии?
— Нет, — успокоил ее Джек. — Мы все еще в Нью-Йорке. Этот пригород называется Ист-Хемптон. Сейчас мы его найдем...
Развернув карту, он определил их местонахождение. И сразу понял, что сделать это надо было раньше.
— На первом же развороте поворачивай обратно. Мы проехали поворот. Возвращаемся на Оушен- авеню и там сворачиваем на Лили-Понд-Лейн.
— Благодарю тебя, Чингачгук, — улыбнулась Джиа, увозя их все дальше от цели. — Лили-Понд-Лейн... Это о ней поет Боб Дилан?
— Кажется, да.
— Я читала, что там живет Марта Стюарт.
— Надеюсь, она ждет нас к обеду.
Чем ближе подъезжали они к океану, тем больше и роскошнее становились особняки, все выше поднимались живые изгороди и заборы, на которых красовались таблички с названиями охранных агентств, оберегающих данную территорию.
— А кто
— Да всякие Келвины Клайны и Стивены Спилберги.
— И Милоши Драговичи в придачу.
— Да, и они тоже. Его дом как раз на Фаро-Лейн. Поворачивай налево.
В конце Фаро-Лейн, короткого и прямого проезда, стоял трехэтажный дом, закрывающий весь вид на море и добрую половину неба. Голубые оштукатуренные стены венчала ярко-синяя черепичная крыша в средиземноморском стиле.
— Какая любовь к синеве, — заметил Джек.
Он внимательно осмотрел ограду. Высокая каменная стена с битым стеклом наверху — что ж, выглядит лучше, чем колючая проволока. Повсюду натыканы видеокамеры. У чугунных ворот не видно охраны — вероятно. Драгович полагается на своих телохранителей. Однако через приоткрытые створки Джек заметил немецкую овчарку.
Неожиданно Джиа остановила машину.
— Чудовищно, — произнесла она, покачав головой. На лице у нее появилось отвращение. — Другого слова не подберу. Из всех мыслимых цветов он выбрал именно этот. Если ему хотелось произвести впечатление, то он явно прогадал.
— Нет, нет, не останавливайся! — заволновался Джек.
Взглянув наверх, он заметил камеру, нацеленную прямо на него, и быстро отвернулся.
— А в чем дело? — спросила Джиа.
— Да ни в чем. Просто поезжай вперед и давай побродим по песочку.
Проклятье! Интересно, эта камера работает постоянно или ее включают по мере необходимости? Неужели его записали на пленку?
Надо было ехать одному, подумал он. Но кто знал, что она захочет остановиться? Ладно, что сделано, то сделано. Не стоит впадать в панику. Никто ничего не заподозрит. Просто парочка на старом «бьюике» остановилась поглазеть на роскошный дом. Наверняка такое случается ежедневно.
Проехав еще немного к западу, они наткнулись на стоянку около пляжа Джорджика. Все трое сбросили туфли (Джек незаметно расстегнул ремень на ноге и засунул свой «земмерлинг» в карман) и босиком побежали по песку. Джек и Джиа, взявшись за руки, бродили среди дюн, а Вики резвилась у воды.
— Вода холодная! — кричала она.
— Смотри не намокни, — останавливала ее Джиа.
Они забрались на дюну, откуда открывался вид на синюю громаду летнего дома Драговича. В нем было не меньше двадцати комнат. Здание, изогнутое в виде подковы, чем-то напоминало синего краба, тянущего клешни в сторону моря. Между клешней блестел овальный бассейн, отделанный тиковым деревом. В углу притулилась стеклянная постройка — солярий или оранжерея. Повсюду сновали мужчины в черном: они расставляли столы, устанавливали зонтики и протирали стулья.
— Похоже, здесь будет званый обед, — заметила Джиа. — А тебя пригласили?
— Нет.
— Но ты все-таки пойдешь?
Почувствован напряжение в ее голосе, Джек обернулся и увидел, что Джиа с тревогой смотрит на него.
— Возможно.
— Не ходи. У него дурная репутация, ты же знаешь.
— Драгович утверждает, что он честный бизнесмен, которого не в чем упрекнуть.
Джиа нахмурилась:
— Знаю я эти сказки: все ополчились на него, потому что он серб. Но кто этому поверит? Чем он на самом деле занимается?
— Темными делами. Правда, не знаю, какими именно. Жду, когда «Пипл» напечатает отчет о его деятельности.
— Ты от меня что-то скрываешь?
— Честное слово, я ничего о нем не знаю. Не слишком интересуюсь фраерами.
— Его ведь обвиняли в убийстве.
— Но дело было закрыто.
— Прошу тебя, будь осторожней с этим типом.
— Могла бы об этом и не говорить. Но все же давай подойдем поближе.
Они спустились с дюны, распугав сидевших на песке чаек.
— Вблизи он еще уродливей.