постоянно испытывая ощущение, что пропустил какое-то блюдо.
Он смотрел, как она накладывает из кастрюли кашу. Кухонька в старом особняке маленькая, со шкафчиками и полом из твердой древесины, выкрашенной в немодный темный цвет. Вспомнился первый визит сюда в прошлом году. Здесь жили две тетки Вики, старые девы, с горничной Нелли. Внутри все практически остается по-прежнему, обстановка не изменилась, но теперь дом приобрел по-настоящему обитаемый вид. Благодаря ребенку.
Разглядывая изящную фигуру Джиа, Джек представлял себе, как она округлится, раздастся, удивляясь, каким испытаниям подвергается женское тело, чтобы нести в мир детей. Если б они выпадали мужчинам, на земном шаре было бы дьявольски мало народу.
Вдруг он заметил в ней странное напряжение. Дурное настроение объяснилось сомнениями насчет беременности, которые ее мучили все выходные, но теперь уже все разрешилось и выяснилось. Еще что-то ее беспокоит.
Джек встал, вытащил из холодильника очередную бутылку «Кильенса».
— Ничего, если выпью?
Он уговаривал третью бутылку, а Джиа еще допивала первую содовую. Купленная по дороге бутылка вина стояла закупоренная на полке буфета. Она заявила, что при всей любви к шардоне следующие девять месяцев не собирается пить.
— Пиво пей, пожалуйста. Вино меня соблазнило бы, а если вдруг в мире забудут, как варится пиво, ничуточки не пожалею.
— Мир без пива... страшно подумать.
Тяжело было бы на девять месяцев отказаться от пива. Холодная бутылка в руке в конце дня — большая радость в жизни. Дав зарок, удержался бы, но без всякого удовольствия.
Все-таки решил спросить, молясь, чтобы она отвергла идею:
— Раз ты воздерживаешься, может, мне тоже бросить?
Она скупо улыбнулась:
— Зачем? Я воздерживаюсь, чтобы не повредить ребенку, а твое пиво не повредит.
Джек вскинул вверх кулак:
— А как же солидарность, совместные родительские жертвы и прочее?
— Если хочешь стать настоящим родителем, тебе придется принести гораздо больше жертв, чем мне. Поэтому пей свое пиво.
Зловещий звонок. Он хлебнул с наслаждением.
— Я и так настоящий родитель. По крайней мере, один из родителей.
— Ты отец. Это просто. Родитель — совсем другое дело.
Чего же она сердится?
— Я знаю разницу между отцовством и воспитанием детей.
— Правда? — Джиа дотянулась, взяла его за руку. — Ты можешь стать прекрасным родителем, Джек, образцовым отцом. Но хотелось бы знать, понимаешь ли, чего от тебя требуют родительские обязательства?
Ясно, к чему идет дело.
— Ты говоришь о Наладчике Джеке? В чем проблема? Я уже отказался от заказов определенного сорта, откажусь от многого другого. Скажем...
Она качнула головой:
— Обычно ты раньше меня видишь картину в целом, а тут вдруг ослеп.
— Объясни.
Джиа на секунду отвела глаза, потом вновь на него посмотрела:
— Не хочу, чтоб ты думал, будто я заставляю тебя сделать нечто неприятное и невозможное.
— Сказать вовсе не значит заставить. Просто растолкуй.
— Если хочешь стать настоящим родителем, надо жить настоящей жизнью.
Джек было собрался ответить, что вообще-то живет, потом понял, о чем идет речь.
— Стать законным гражданином?
Она кивнула:
— Вот именно.
Господи Иисусе, на протяжении всей сознательной жизни он изо всех сил от этого уклонялся. И теперь ничего не хочет менять. Влиться в массы... немыслимо.
— Звучит радикально. Можно как-нибудь выкрутиться...
Она затрясла головой:
— Сам подумай. Если в ребенок завтра родился, кого бы я записала отцом?
— Меня.
— А кто ты такой? Где живешь? У тебя есть номер социального страхования?
— Номер, — проворчал Джек. — Вряд ли в свидетельстве о рождении нужен отцовский номер.
— Возможно, не нужен. Только ребенку нужен отец, который каждую неделю не меняет фамилию, не удирает от каждой полицейской машины...
— Джиа...
— Ладно, я преувеличиваю, но, хотя никому не известно о твоем существовании, ты живешь словно беглый разыскиваемый преступник. На здоровье, пока ты один, за одного себя отвечаешь, а для родителя это недопустимо.
— Это мы уже обсуждали.
— Верно. В контексте нашего общего будущего. Только раньше обсуждения были гипотетическими, без установленного расписания. — Она похлопала себя по животу. — Теперь действует расписание. Девять месяцев, часы тикают.
— Девять месяцев, — прошептал Джек. Боже, как мало.
— Может быть, даже меньше. Точно узнаем после ультразвука. Позабудем о девяти месяцах. Прыгнем на пять лет вперед. Допустим, ситуация не изменилась. Мы не женаты, живем здесь все вместе — ты, я, Вики, ребенок. Большая счастливая семья.
— Замечательно.
— Вдруг у меня обнаруживают рак груди или я падаю с платформы подземки под поезд...
— Перестань! — Что за мысли!
— Всякое бывает, как нам с тобой отлично известно. Если со мной
Он кивнул.
Логично и, видимо, правильно. Единственными живыми кровными родственниками Вики останутся бабушка с дедушкой. Страшно даже подумать, что она переедет в Айову.
— А если со мной что-то случится
— Я их заберу.
— Нет. Тебе их никто не отдаст. Сирот суд возьмет под опеку.
— Черта с два!
— Что ты сделаешь? Выкрадешь их, убежишь, спрячешься? Дашь другие имена и фамилии, превратишь в беглецов? Такой судьбы желаешь детям?
Джек откинулся на спинку стула, хлебнул пива, которое показалось прокисшим. Перед глазами предстала необъятная запутанная проблема. Как же он ее раньше не видел? Наверно, ежедневные ритуалы неофициального существования, жизнь «под радаром», стали для него естественными, непроизвольными, как дыхание.
Неужели придется учиться дышать по-другому?
— Я смотрю, ты серьезно обо всем подумала.
Джиа кивнула:
— Целых три дня. — В глазах сверкнули слезы. — Я ни к чему тебя не принуждаю. Просто мне