— Да, Виктория, я сказала ему, что готова продать свою долю «Дома де Вальдерро», — терпеливо повторила Мануэлла.
Она только что вернулась в свой номер в отеле, проведя вместе с Джералдом всю ночь. Ее тело блаженно болело, полное удовлетворения и сладостных воспоминаний о долгих часах любви.
Он проводил ее до дверей, но заходить не стал, сказав, что у него важная встреча, и попросил, чтобы она с вещами перебралась к нему в номер к его возвращению.
— Нам надо еще столько всего обговорить, — нежно шепнул он, целуя ее на прощание, — что я не хочу терять ни одной драгоценной секунды.
Мануэлла счастливо улыбалась, вспоминая его слова.
— И еще я сказала, что не изменила своего мнения по поводу патента и работы с искусственными камнями, — добавила она.
— О, не думаю, что его это теперь очень тревожит, — беззаботно отозвалась Виктория. — Я слышала, что он ездил в Париж к месье Морешалю. Ты наверняка знаешь его. Это один из лучших ювелиров Европы. Если хочешь знать, дорогуша, то ты просто выбросила на ветер отличный шанс, который он тебе предоставил. Впрочем, это, конечно, твое личное дело. Морешаль создаст отличную коллекцию для возрождающегося «Дома» и не будет устраивать бурю в стакане воды, из каких материалов ее делать. Слава Богу, у тебя хоть хватило здравого смысла продать свою долю, — продолжала Виктория, не сознавая, что только что нанесла своей троюродной сестре смертельный удар в самое сердце.
Мануэлла с трудом закончила разговор и повесила трубку. По правде говоря, у нее не было никаких причин так сильно переживать. В конце концов Джералд имеет право нанимать, кого ему надо. Это не игра, а бизнес, а месье Морешаль, конечно, специалист экстра-класса… Но ведь Джералд вчера сказал ей, что они найдут способ уладить разногласия, что у них все получится! И она поверила ему, поверила, что он так же готов к компромиссу, как и она!
Как выяснилось, это была роковая ошибка.
И снова Мануэлла ощутила ужасную боль, яростный гнев, опустошенность и отчаяние и, самое главное, ощущение, что ее предал самый дорогой человек. Это были уже хорошо знакомые ей чувства — чувства, которые, она надеялась, лежа прошлой ночью в объятиях Джералда, ей уже никогда не придется испытывать.
Но, что самое скверное, Джералд даже не предупредил ее о своих планах. Он только повторял снова и снова, что любит ее. Как мог он говорить такое, если…
Дверь открылась, и на пороге появился сияющий Джералд. Он закончил с делами раньше, чем рассчитывал, и приехал забрать ее с собой. И сразу же сник, увидев выражение ее лица. Она не кинулась к нему навстречу, не улыбнулась чудесной нежной улыбкой.
— Что случилось? — немедленно спросил он.
— Это правда, что ты встречался с Морешалем? — осведомилась Мануэлла.
— Да, два дня назад. А…
Ее затошнило от горя и отчаяния.
— У нас с тобой ничего не получится, Джералд, — почти спокойно произнесла она. — Вчера ночью мне показалось… показалось, что мы сумеем найти компромисс. Я знаю, что ты имеешь полное право приглашать любого специалиста, чтобы создать новую коллекцию. Мне просто хотелось, чтобы ты сказал мне… просто сказал, что ведешь переговоры с Морешалем, только и всего. Я так надеялась, что ты пойдешь мне навстречу, как я — тебе. Мне хотелось верить, что ты достаточно дорожишь… не только моим телом, но и моим профессиональным самолюбием, моим мнением, моими взглядами, чтобы пойти на компромисс! А теперь…
— Мануэлла!
— Нет. Все это безнадежно. Мне недостаточно одних только сексуальных отношений с тобой. Возможно, мало даже иметь общий дом. Я — современная женщина и хочу играть не последнюю роль в делах моего партнера. И карьеру сделать тоже хочу.
— Мануэлла, выслушай меня. Я ездил к месье Морешалю и, кстати, к мадам Зельдонни тоже, чтобы посоветоваться с ними о возможности сочетания в современных изделиях искусственных и натуральных камней. Я даже показал им небольшую партию искусственных бриллиантов, которые сейчас производят в Шенноне. Мне хотелось узнать их мнение, можно ли действительно создать истинно достойные украшения за разумную цену. Я уже решил, что пойду на все вплоть до перевыборов совета директоров, если сам Морешаль выскажется положительно. Даже вложу в дело часть собственных денег. Неужели ты, Мануэлла, не догадываешься, почему я все это делал и собираюсь делать? Ты понимаешь, что я ночами ходил по спальне и смотрел в окно, вместо того чтобы думать о деле? Но тебя это, конечно, не интересует! У тебя только твоя карьера на уме! И твоя чертова моральная правота! Я пошел на это ради тебя… ради моей любви к тебе и нашего общего будущего, Мануэлла!
Она уставилась на него, не зная, верить своим ушам или нет, и вдруг услышала тоненький звук — словно разбилось что-то очень хрупкое и драгоценное…
— Тебе следовало бы больше доверять мне, Мануэлла, — горько добавил Джералд, подтвердив ее подозрения. — Но нет, ты на такое не способна.
Мануэлла изо всех сил старалась проглотить подступившие слезы.
— Да, ты прав, — прошептала она еле слышно. — Но то же самое можно сказать и о тебе, Джералд. Мы оба с тобой люди с сильными внутренними убеждениями. Я люблю тебя, очень люблю, и…
— А я люблю тебя, черт побери! — прорычал Джералд, окидывая ее таким взглядом, что ей захотелось кинуться ему в объятия и попросить, чтобы он сказал: их любовь — самое важное в жизни, ничто больше не имеет значения!
Но даже любовь не может отгородить их навсегда от реального мира. Не разрешенные, а временно отложенные проблемы имеют обыкновение снова вылезать на поверхность со страшной, подчас разрушительной силой. И если они не смогут достичь полного взаимопонимания, не найдут разумного компромисса, не научатся безоговорочно верить друг другу сейчас, когда их любовь еще так свежа и молода, то ничего хорошего в будущем им ждать не придется…
— Я встретился с Морешалем и Зельдонни, потому что хотел иметь возможность сказать тебе, что изменил взгляд на будущую продукцию возрожденного «Дома де Вальдерро». Хотел сделать тебе подарок в знак моей вечной любви…
— Я бы предпочла, чтобы ты доверял мне и обращался со мной как с равной, а не как с младенцем, которого ублажают подарками, — с дрожью в голосе ответила Мануэлла.
Непонятно, как это произошло, то ли она сделала шаг ему навстречу, то ли он, но вот уже ковер был усыпан различными предметами их одежды, а пол уплывал у них из-под ног. Мануэлла и Джералд нашли прибежище в том, что надежнее всего связало их воедино как физически, так и эмоционально…
Она сидела на кровати с затуманившимися от слез глазами, смотрела на вздувшиеся рубцы от ее ногтей на его спине — следы бешеной страсти, вызванной и разделенной обоими, — и в отчаянии шептала:
— Так не должно продолжаться, не должно. Как мы можем быть близки, если не доверяем друг другу? Все это меня просто убивает, Джералд. И боюсь, скоро убьет и нашу любовь.
— Я понимаю тебя, дорогая, — тихо согласился он, обнимая ее за плечи. — Думаю, нам надо все начать сначала. Я хочу, очень хочу, чтобы именно ты создала новую коллекцию возрождающегося «Дома». Но только тебе придется сделать это в пределах разумных средств. Тебе необходимо время, чтобы подумать, хочешь ты этого или нет. И еще тебе надо время, чтобы научиться доверять мне. Что, если мы решим провести месяца два в разлуке? Я точно знаю, как отношусь к тебе, но вот в тебе… пока не уверен…
— Месяца два, — каким-то чужим, ничего не выражающим голосом повторила Мануэлла. — Что ж, пожалуй, неплохое решение.
Она лгала, Господи, как же она лгала! Ей сейчас нестерпима была мысль о двухдневной разлуке, не то что о двухмесячной! Но гордость не позволяла признать этого в открытую. Почему он советовался с Морешалем и Зельдонни, а не с ней? Не доверял ей? А почему она не говорит ему о своем истинном
