– Его и мои. – Ада была явно довольна собой. – Я внесла определенный вклад в разработку законопроектов.
Возвратившись в Новый Орлеан, я попытался узнать, что думают простые люди. В любой политической столице люди живут если не в вакууме, то на каком-то островке. Журналисты интервьюируют только друг друга, политики интересуются лишь мнением других политиков, и невозможно раздобыть сколько-нибудь интересную информацию, пока не вырвешься из этого круга.
Я ездил в трамваях, завтракал в дешевых закусочных, заходил в контору букмекера на Гравиер-стрит, посетил несколько третьеразрядных баров на Эксчейндж-аллее. Наслушался я вполне достаточно, чтобы сделать вывод: по мнению избирателей, роман между ними и Адой закончился ее полной изменой.
В трамваях я слышал такое:
– Кем она себя воображает? Обещания, обещания, обещания... Пачка сигарет – тридцать три цента! Не хочу я платить тридцать три цента за курево. Кто она такая?
– Да, да! Нужно что-то сделать с этой бабенкой. Мой так и сказал вчера: с этой стервой, говорит, надо что-то сделать.
Кругом, поджав губы, кивают.
В дешевых барах:
– Ну и стерва! Вот сука! Пиво подорожает на целых три цента!
– А знаете, что я скажу? С этой сукой все равно кто-нибудь расправится. Вот увидите!
В более приличном баре:
– Нет, вы только представьте себе!
– Будем надеяться, что кто-нибудь из наиболее стойких ее сторонников вовремя уберет ее.
Конечно, до поры до времени все ограничивалось болтовней. Но дело происходило в Луизиане, где на стенах в коридорах Капитолия можно было увидеть сколько угодно пулевых царапин.
В конце концов и сенат и палата представителей штата, хотя и не без скрипа, приняли предложенные Адой законопроекты.
Вечером того же дня Ада позвонила мне и попросила прийти. Как и в прошлый раз, она могла говорить только о налогах.
– Ну, что слышно? – спросила она.
Я показал ей дневные выпуски газет. Я испытывал легкую горечь от сознания того, что она интересуется лишь делами своей администрации, как они называли себя. Снова я оказался в дураках.
– Это я уже видела, – сказала Ада, кивнув на заголовок.
– А знаешь, газеты будут и дальше накалять обстановку, используя эти новые налоги, а все остальное всячески преуменьшать.
– Ну и что? Не забудь, что сказал Макиавелли: все плохое нужно делать сразу, а все хорошее постепенно. Все образуется, как только начнут действовать льготы.
– Это твои аргументы или их придумал Сильвестр?
– Мы оба, если хочешь, – сухо улыбнулась Ада.
– Надеюсь, твой оптимизм оправдается.
– Да и что они могут сделать? – несколько возбужденно бросила Ада. Неминуемость конфликта только подогревала ее. – Что они могут сделать? – повторила она.
Ответ на свой вопрос она получила уже в начале сентября. До этого общее возмущение новыми налогами напоминало тлеющий огонек – он не угасал, но и не разгорался. И газеты и оппозиция лишь поддерживали язычок пламени, не позволяя ему потухнуть. Однако 1 сентября, как только законы о повышении налогов вступили в силу, огонек вспыхнул и запылал.
В кафе и в окнах баров появились объявления: 'Пиво – 30 центов, налог – 5 центов, новая цена – 35 центов'. Во всех винных магазинах на ярлыках бутылок указывался размер нового налога и новая цена; специальные объявления на прилавках табачных лавчонок и на автоматах оповещали, что пачка сигарет отныне стоит тридцать три цента; на бензозаправочных станциях такие же объявления, написанные огромными буквами, сообщали: 'Бензин – 15 центов, налог – 26 центов, новая цена – 41 цент'.
Даже те, на кого распространялись новые льготы, возненавидели Аду – ведь она и Сильвестр заставили этих людей оплачивать повышение пенсий и пособий из их же собственного кармана.
С особым возмущением реагировали заправилы различных корпораций: они теперь должны были выплачивать пятипроцентный налог и серьезно опасались, что в будущем их заставят платить еще больше. Они-то в первую очередь и разжигали всеобщее недовольство.
У окон магазина с объявлениями о новых ценах вовсе не случайно, а явно по чьему-то наущению начали собираться небольшие толпы. В центре одного из таких сборищ я увидел гангстера, который еще год назад у меня на глазах пытался сорвать митинг, где выступала Ада.
– Вы же знаете, кто скрывается за всем этим! – орал он. – Вы же знаете, кто преподнес вам этот подарочек!
'Началось!' – подумал я. Оппозиция явно подливала масла в огонь.
В самом деле, почти по всему штату – в Шривпорте, Александрии, Опелоусасе, Лейк-Чарлзе и других пунктах – вспыхнули беспорядки. Несомненно, они были инспирированы и поддержаны населением, поскольку выражали его настроения. К 8 сентября весь штат Луизиана ненавидел Аду, как никакого другого общественного деятеля со времен Гражданской войны.
Следующий шаг, как и было запланировано, сделал Арман Ленуар, который в то время пользовался
