Убийцы. — Она смотрела на отца, в точности подражая его обычной бесстрастной маске. — Вы оба заслуживаете смерти, ты и это чудовище Чемерица».
Пока эта страшная холодная мысль разрасталась в ней ледяными кристаллами, роскошный лимузин выехал со двора на площадь Белены. Вместо обычных попрошаек, манифестантов и просителей всю ее заняли парламентские констебли — верный признак того, что победители не до конца уверены в своей победе. Обочина сбавил скорость, дав экипажу с охраной догнать их.
Только теперь отец прервал ледяное молчание.
— Ты заставила меня ждать. — Бледный, с белоснежными бровями и черными как смоль локонами, он походил на статую, которой кто-то для забавы раскрасил волосы. — Поступив так, ты заставила ждать также и лорда Чемерицу. Двое самых влиятельных особ Эльфландии, от чьих слов и мыслей зависит судьба многих тысяч, вынуждены тратить свое драгоценное время, дожидаясь девчонки, которую не научили быть пунктуальной.
— Я вообще не хотела к ним ехать. — Поппи ненавидела свой голос, который при спорах с отцом выбирал только два варианта — испуганный и капризный. — Зачем я тебе понадобилась? — «Придумывать новые способы смертоубийства ты и без меня горазд», — хотелось добавить ей, но она промолчала. При всей своей мятежной натуре она всегда знала, когда надо остановиться, но в эти дни ей было труднее, чем когда-либо, держать язык за зубами. Разрушение великих домов и гибель соперников ее отца вместе с сотнями других жертв, что без конца обсуждалось даже самыми аполитичными ее друзьями, — все это глубоко потрясло ее, считавшую себя законченным циником. Сцены пожаров и смерти до сих пор снились ей по ночам.
И все это из-за того, что отцу, Наперстянке и этому злодею Чемерице захотелось еще больше власти. Она слышала, как они сговаривались! Это было по-своему тяжелее всего, хотя что же она могла сделать, не зная, что они в точности собираются предпринять?
— Зачем понадобилась? — Отец молчал так долго, что Поппи успела забыть, о чем спрашивала, — лорд Дурман все свои разговоры вел с медлительностью рептилии. — Так-то ты разговариваешь с тем, кто дал тебе все? С тем, кто растил тебя в роскоши, которой даже дети других знатных домов могли позавидовать? А ведь я не так уж много прошу у тебя, Поппея. Делать иногда визиты нашим знакомым. Не позорить семью дурным поведением в публичных местах. Не так уж много в обмен на подаренную тебе жизнь.
«Нет, — подумала она. — Не так уж много. Ты мог бы потребовать, чтобы я любила тебя и все наше семейство, а с этим я нипочем бы не справилась».
— Хорошо, отец. Чем я могу тебе отплатить за твою доброту и щедрость?
Быстрая улыбка сверкнула у него на лице, как льдинка на дороге.
— Язык у тебя, как у твоей матери. Очень жаль, что она так и не научилась... сдерживать свои импульсы. Надеюсь, что ты не станешь следовать в этом ее примеру.
В чем «в этом»? В повышенной дозе приворота, то ли случайной, то ли нет — возможно, даже не самостоятельно принятой? Она по крайней мере умела жить. И даже любила меня.
— Нет, отец. Мне бы очень этого не хотелось.
Его улыбка загорается, как магический огонек — чудо, что она продержалась так долго.
— Я слышал, твой друг, молодой Наперстянка, объявил о помолвке со старшей дочерью Аконита. Что ты скажешь по этому поводу? Разве вы с ним не были... в близких отношениях?
Поппи пожимает плечами. Она, право же, мало что может сказать о Маландере и его новой цыпочке. Не оставляет сомнения, что в городе полным-полно молодых Цветков, желающих залезть ей под юбку. Какое ей дело до того, кто их папаши? И почему, тем более, этим должен интересоваться ее отец?
— Хорошо. — Он откидывается на спинку сиденья. — Помни, что сегодня ты должна вести себя как подобает. Для начала не повредит извиниться за опоздание. Нидрус с пониманием относится к детским капризам, но лишняя учтивость никогда не мешает.
Молчание воцаряется вновь — знакомые воды, в которых отец плавает, как акула. Впереди уже виден огромный, усеянный окнами бивень дома Чемерицы. Прохожие провожают экипаж глазами, и Поппи кажется, что у них несчастный, напуганный вид. Ей хочется как-то нарушить давящую тишину, но в поведении отца есть что-то, чего она не понимает.
Уж не чувствует ли он себя виноватым? Слишком нехитрое чувство для того, кто перебил сотни невинных, наводнил улицы солдатами и превратил парламент в псарню для своих виляющих хвостами приспешников.
Поппи почти уверена, что дело не в этом.
Команда огров-телохранителей расшугала с дороги слуг, и лорд Чемерица сам спустился в вестибюль навстречу гостям. Поппи видела, как высоко ценит отец оказанную им честь, но рукопожатие, которым он обменялся с Чемерицей, носило скорее символический характер: уважительное приветствие двух хищников.
Отец будет все-таки помельче. Сам бы он не придумал такую атаку и ни за что не осмелился бы ее осуществить. В других обстоятельствах Поппи, возможно, восхитилась бы смелостью Чемерицы — беззастенчивость обладает порой притягательной силой, — но через смерть невинных она перешагнуть не могла. И чего же ради они погибли? Ради власти, политической власти, потребовавшейся тому, кто и без того фактически правил Эльфландией.
Именно такой теперь у него был вид. Костюм из кремового паутинного шелка — его ручной пошив, вероятно, стоил зрения дюжине призывниц-феришерок, — волосы отпущены до плеч, по-молодежному.
— Поппея. — Он окинул ее взглядом и взял ее руку в свою, прохладную и совершенно сухую. — Вы с каждым разом все хорошеете.
— спасибо, лорд Чемерица, — через силу вымолвила она. — Извините за опоздание. Это... моя вина.
— Опаздывать — привилегия красоты. — Искренняя любезность его ответа вызывала подозрение, что у него все-таки имеется сердце. Черные глаза вновь оглядели Поппи, медленно, но в меру — манифестация власти, которой незачем оскорблять других ради самоутверждения. Так мог бы смотреть гоблин, который в один прекрасный день надеется тебя съесть. — Хороша, очень хороша.
Отец едва заметно кивнул, и у Поппи перехватило дыхание. Что они задумали? Для чего ее сюда привезли? Чтобы вручить хозяину дома в качестве подношения?
Чемерица с легчайшим намеком на права собственника взял ее под руку и повел вместе с отцом к самому большому лифту — к огровозу, как его иногда называют в знатных домах. Выбор объяснялся тем, что в лифт за ними вошли две пары огров. Серые чудища плотно прижались к стенкам, обеспечивая максимально надежную охрану и одновременно оставляя господам побольше места. Глядя на их суровые лица, Поппи чувствовала, что сама выглядит немногим веселее, да и отец напоминал погребальный портрет какого-нибудь знаменитого полководца. Только Чемерица, убийца тысяч, казался вполне довольным собой и жизнью. Перехватив взгляд Поппи, он подмигнул, и ей понадобилась вся ее сила воли, чтобы не присесть со страху.
Она уже давным-давно не бывала на верхних этажах дома Чемерицы — в последний раз это случилось в честь какого-то официального торжества, — и ее несколько удивила заурядность их интерьера. По-модному скромный дизайн, по-модному светящиеся краски — но если бы не повышенная нервозность прислуги (все встречные непременно кланялись и касались лба, хотя хозяин никому не отвечал на приветствие), все здесь было бы точно таким же, как в доме Дурмана или любом другом знатном доме. Только во второстепенных кланах вроде Левкоя или Колокольчика-Кабачка
