— Тебя вообще нет. Таких не бывает, — не совсем убежденно ответил Тео.
— Ишь, забавник, — хохотнуло чудище. — Вылазь давай. Босс сейчас позовет тебя к себе — может, тебе какую-нибудь жидкость надо отлить, или что там ваш брат еще делает, когда просыпается.
«Если я на что-то смотрю, это еще не значит, что я в это верю», — решил Тео и отодвинул краешек одеяла. Сделав это, он еле сдержался, чтобы не завизжать от страха: существо у его кровати придавало заезженному выражению «страшней войны» новое, свежее значение.
Вот, значит, во что превратится теперь его жизнь? Одна жуткая, невероятная вещь за другой? Сколько же это будет продолжаться?
Сморщенное, с обвислой кожей страшилище действительно было серым, но серым не однотонно, а с множеством разнообразных оттенков, как старые бетонные стены, подверженные долгому влиянию непогоды. На таких обычно нарастают целые слои граффити, одни поверх других. При взгляде на лицо серая шкура, однако, начинала казаться прямо-таки симпатичной. Крохотные красные глазки прятались под надбровными дугами, за каждой из которых мог бы спокойно стоять бармен. Между ними помещался бесформенный бугор — только место, занимаемое им на лице, и две ноздри позволяли догадаться, что это нос. Рот был приоткрыт в ухмылке столь устрашающей, что Тео невольно опять потянул на глаза одеяло. Серая лысая громадина сидела на полу, поджав ноги, но голова ее тем не менее находилась на высоте примерно пяти футов. А весит она, должно быть, как средних размеров автомобиль, мелькнуло в уме у Тео.
— Привет, — громыхнуло чудище и наклонилось к нему, хлопая веками, напоминающими изделия народной керамики. Его дыхание вполне могло бы исходить с тыльного конца трицератопса. — Меня Долли зовут. А ты для пупсика очень даже ничего.
Во второй раз он очнулся от ветра, которым овевали его чьи-то крылышки. Некто, стоя у него на подбородке, говорил сердито:
— Не смешно. Мне хочется залезть тебе в нос и не пожалеть три месяца на розыск твоих мозгов, чтобы вышибить их назад через ноздри.
— Уж и пошутить нельзя, — пробурчало чудище. — Все они неженки.
— Ему многое пришлось испытать. — Обмахивание прекратилось. — Ну давай же, парниша, приди в себя.
Тео открыл глаза.
— И не заглядывай мне под юбку, скотина. — Фея спорхнула с его подбородка и отлетела на ярд назад, вынудив Тео со стоном приподняться и сесть. Серое чудище по- прежнему сидело на полу с несколько пристыженным видом. Неудивительно, что Тео во сне принял его за двуногого слона.
— Погоди-ка. Как я сюда попал? Это ты... меня принесла? — Он сделал паузу. — И тебя правда зовут Долли?
— Чистая правда. — Она рыгнула со звуком, который опять отдался у Тео в почках. — И несла тебя тоже я, в очередь с моим братом Тедди.
— Тедди?!
— Так огры себя называют, — пояснила Кочерыжка. — В честь своих любимых детских игрушек. Но сентиментальничать по этому поводу не стоит: медвежонком Тедди у ее братца был настоящий живой медведь, которого он так любил, что затискал до смерти. И лучше тебе, парниша, не знать, что заменяло куколку нашей Долли.
— Правильно. Лучше не знать. — Тео огляделся, чтобы поменьше смотреть на серую великаншу Долли, которая снова заухмылялась. Все здесь было незнакомым и странноватым, кроме кожаной куртки, утешительно висящей на одном из столбиков кровати. Просторная комната походила на те, которые можно получить в пансионате типа «постель и завтрак». Тео и Кэт как-то останавливались в таком, когда ездили в Монтерей, и Тео удивлялся, сколько денег можно слупить с приезжих, пуская их ночевать в свою свободную комнату, если в вазе на камине у тебя сухой ковыль, а на стенке висят рыболовные снасти. Здесь на стенах висели драпировки из мягкой мерцающей ткани, а на столике у кровати стояло некое приспособление из стекла и дерева — часы-радиоприемник, по догадке Тео, хотя загадочных символов на треугольном циферблате было больше, чем цифр на стандартных часах. Однако здесь в отличие от комнаты в монтерейском пансионате и прочих комнат, которые не являются камерами, не было окон. Никаких отверстий для вентиляции тоже не было, не считая вделанного в одну из стен аппарата с шелковым экраном, похожего на кондиционер. Кондиционеры в Эльфландии? В голове не укладывается.
— Где я, собственно? — спросил Тео. — И что со мной такое стряслось?
— Ты прыгнул в реку, ни у кого не спросясь.
— Как это не спросясь? Ты сама мне велела! За нами гнались какие-то люди! — Нет, не люди, вспомнил он, а злобные эльфы. Это тоже часть проблемы.
— Спрашиваться надо было не у меня. Нельзя прыгать в чужую реку, не спросив разрешения. Невежество — это не оправдание. Взгляни на свою руку — нет, на другую.
Только теперь он увидел, что вокруг его левого запястья обвязан мокрый зеленый стебель. Тео попытался стряхнуть его, но стебель даже не шелохнулся. Ни разорвать, ни развязать его Тео тоже не смог — не трава, а суперпрочное волокно космической эры.
— Ты его не снимешь. Скажи спасибо, что отделался так легко. Это называется русалочья метка, и означает она, что за тобой большой долг. Мне пришлось здорово поторговаться, иначе тебя просто утопили бы, если не хуже.
— Хуже?
— Ладно, хватит вопросов. После объясню. Радуйся, что Дельфиниум и Маргаритка когда-то объединились и выгнали из реки всех зеленозубых, не то бы... ну, да на этом лучше не останавливаться. Зеленозубая, в отличие от обыкновенных русалок, не душит, а грызет. Поднимайся.
Тео перевел взгляд с неестественно прочных водорослей на парящую летунью. Ясно, что в этой проклятой стране ему никаких толковых ответов не получить. Придется усваивать все на лету.
— Я так и не понял, где мы.
— Это единственное место, где ты можешь находиться, оставаясь живым, — фыркнула Кочерыжка. — Дом Пижмы в фамильной усадьбе Маргариток — в Солнечной Коммуне, про которую я тебе говорила.
— Он малость того, наш босс, — вставила Долли. — Любит проигранные дела и всякие диковинки. Смертных, к примеру.
— Ну, любит — это немного сильно сказано, — возразила Кочерыжка. — Но этот ему для чего-то нужен, так что мы пойдем.
— Можешь его забирать, — пожала плечами Долли. — Я уже посмотрела, нет ли при нем чего недозволенного, прежде чем в постель его уложить. — Она одарила Тео еще одной улыбкой, и он впервые обратил внимание на то, что лежит не в джинсах и рубашке, а в чем-то среднем между пижамой и костюмом каратиста из скользкого серого шелка. — Он такой гладенький весь, — добавила Долли. — Мне понравилось — что-то новенькое по крайней мере.
Тео еще долго ежился, идя за Кочерыжкой по широкому, застеленному ковром коридору. Поверх шелковой ниндзя-пижамы он надел кожаную куртку — вид нелепый, но приятно иметь на себе хоть что-то родное. Все здесь, в общем, было не таким странным, как он ожидал: мягкие сапожки на меху, заботливо поставленные у кровати, оказались очень удобными, оштукатуренные стены коридора ничем не поражали глаз — светильники на них, правда, несколько вычурны, но сам
