— Скорее уж потому, что большие ездят в экипажах, а прочие ходят пешком или летают, вот ты и видишь на улице в основном маленьких.
— Возможно, и так, Бубенчик, — важно кивнул Руфинус. — Сделай одолжение, Вереск, развернись у входа. Клянусь Деревами, эта предпраздничная давка просто ужасна! Я понимаю, кому-то действительно необходимо ехать, но все остальные — почему бы им не провести Мабон дома, в кругу семьи?
— Потому что они не могут туда попасть, — отрезала Кочерыжка. — Их дом далеко, и проезд стоит слишком дорого.
— Постойте-ка, — сказал Тео Руфинусу. — Вы сказали, что нас, возможно, ищут.
— Да?
— А это ничего, что мы выйдем из большой машины... то есть большого экипажа... прямо здесь? Ведь если кто-то следит за станцией, то экипаж заметят скорее, чем нас.
— Хм-м. Это мысль, — снова кивнул Руфинус. — Вы, пожалуй, правы. — Дун уже включил сигнал левого поворота, и Руфинус сказал ему: — Нет, Вереск, найди лучше местечко на задах, хорошо? Где мы будем не так... не так...
— Бросаться в глаза, — подсказал Тео, думая про себя: «О Боже, вот угораздило. Я, прочитав в очереди к доктору отрывок из романа Тома Клэнси*[17], и то оснащен для таких дел лучше, чем этот парень».
Позади вокзала наблюдалась совсем другая картина — здесь Эльфландия впервые открылась Тео с обратной стороны. Заколоченные витрины, граффити на стенах — в том числе кресты и звезды Давида, призванные, вероятно, шокировать зрителя, клочки бумаги на мостовой. Эльфы в интересном ассортименте стояли в дверях и кучковались на углах. Тео напомнил себе, что это у них лица такие, а не маски. Чисто человеческие черты сочетались с рогами, копытами, шерстью и ушами, как у летучих мышей. Одни из них явно веселились, смеялись, болтали, даже играли на музыкальных инструментах — Тео сразу захотелось выйти из машины и послушать, — но другие смотрели, как потерянные. Заметная доля этих уличных эльфов относилась к одному определенному типу — тощие, босые, с пальцами как древесные корни на руках и ногах, покрытые под одеждой густой шерстью зеленовато-серых и коричневых тонов. Рост их варьировался от половины до трех четвертей человеческого, костлявые носы были длиной с палец Тео.
Они проводили автомобиль глазами — желтыми и очень яркими, как Тео успел заметить.
— Кто это?
— Гоблины, — ответил Руфинус. — Сколько их тут! Не представляю, откуда они все взялись.
— Они работали на полях, — сказала Кочерыжка, — но теперь урожай собран, и работы у них больше нет.
— Ну так и возвращались бы туда, откуда приехали. К себе домой. Нечего толпиться на улицах и мешать движению.
— Им, думаю, хочется того же самого, — пробормотал Тео. До сих пор его угнетало собственное положение, теперь он открыл, что Эльфландия может быть угнетающей сама по себе.
Вереск, опасаясь, возможно, что гоблины за ними увяжутся, въехал в узкий переулок за станцией, и Тео в панике осознал, что пришло время прощаться с Кочерыжкой, — но пока он подбирал слова, боясь при этом, что расплачется, как ребенок, и окончательно опозорится, она с жужжанием взмыла в воздух.
— Надо бы, пожалуй, помыться. Назад ехать долго — неохота сидеть и нюхать, как от тебя самой разит тухлой рыбой. И писать хочется, прямо мочи нет.
— Времени у нас достаточно, — любезно заверил Руфинус, хотя явно находил летуницу вульгарной. — Отправляйся в туалет, а потом мы вместе выпьем чаю. Вереск тебя подождет. Я сам понесу багаж.
Шофер, уже разгружавший багажник, кивнул лошадиной головой.
— Как скажете, ваша милость. Девушку я, понятно, подожду — можешь не торопиться. Вы, наверное, интересуетесь, зачем мне «дворники»? — выпрямившись, спросил он у Тео. — Все, кто в первый раз со мной едет, обычно интересуются.
— Я, кажется, догадался. Для пассажиров, да? Чтобы они не нервничали, когда впереди ничего не видно, хотя вам самому без разницы.
Будь у Вереска глаза, он наверняка подмигнул бы.
— Отчасти верно. Но дело не только в пассажирах, а еще и в мирианах.
— Правда? А что это?
— Такой мелкий летучий народец вроде мошкары. Вечно толкутся над дорогами и хлопаются о ветровое стекло. Так им, в общем, и надо — нечего летать над магистралью, даже если она проходит по земле твоих предков. Убивать их это не убивает, но ощущение для них не шибко приятное. А «дворники» сметают их еще до того, как они успевают тебя проклясть. — Поставив чемодан Руфинуса на сравнительно сухой участок тротуара, дун взял под козырек широкопалой рукой. — Счастливого пути, ваша милость. И тебе тоже, приятель, — пожелал он и снова сел на место водителя.
— Дайте-ка сообразить, — сказал Руфинус, когда они вошли в вокзал. — Где-то здесь должна быть чайная комната. — Старый, мучимый кашлем эльф с поникшими крыльями и кожей, как апельсиновая кожура, посторонился, пропуская их в просторный общий вестибюль.
Тео шел за Руфинусом медленно, озираясь по сторонам. Здесь присутствовало что-то странное, не дававшее ему покоя. Не сотни эльфов самого разного вида — к этому он уже начинал привыкать — и даже не вывески на совершенно незнакомом ему языке, которые он тем не менее читал запросто, вопреки всякой логике. Та, которую он видел прямо перед собой, использовала нечто вроде мертвого ближневосточного алфавита с избытком согласных, но текст ее, вне всякого сомнения, гласил: «Пассажиры, притворяющиеся багажом, должны предъявить билеты по первому требованию контролера». Бронзовая статуя, которую они миновали, тоже была ни при чем, хотя изображала некоего бескрылого летунца, стоящего на голове спящей, нормального размера фигуры с торжествующе поднятыми руками. «Вечная память павшим», значилось на табличке, и Тео не сразу разглядел более мелкие буквы: «во Второй Великанской войне». Смысл слова «великанская» тоже дошел до него с опозданием, и он смекнул, что памятник с тем же успехом может изображать фигуру нормального роста, стоящую на поверженном великане. Кто-то уложил перед монументом пирамидку из спелых яблок — возможно, в знак поминовения.
От мысли о великанах Тео стало неуютно, и он невольно посмотрел вверх, словно ожидая, что к нему вот-вот протянется огромная ручища. Сквозь ажурный переплет купола влетали и вылетали толпы крохотных гуманоидов, столь же ирреальных, на его взгляд, как лес Шпорника, и он вдруг понял, что его мучило. Купол, как он заметил еще снаружи, не имел ни стеклянного, ни какого- либо иного покрытия, но Дождь при этом не проникал внутрь.
«Здесь все законы другие, — сказал себе Тео. — Даже законы физики. Другие, и все тут».
Но кое-что, похоже, и в том, и в другом мире было одинаковым — к примеру, женщины со своими потребностями.
Я сейчас лопну, Вильмос, — заявила ему Кочерыжка. — Ты еле тащишься. Скажите мне, куда идете, и я вас там найду.
У первой платформы должно быть славное маленькое кафе, — с видом завсегдатая сказал Руфинус. — Ничего особенного, но несколько выше среднего уровня. Мы будем
