приятным вечером, смеялись, кричали и сплетничали. Сравнение со светлячками утратило свою актуальность: улочка, где хлопали крылья и звучали почти недоступные для слуха голоса, теперь больше напоминала пещеру с говорящими летучими мышами.
Жилой комплекс занимал всю глухую заднюю стену, принадлежавшую, как Тео понял позднее, другому, полномасштабному зданию. Соты, что-то среднее между многоэтажным домом и голубятней, начинались на уровне его колен и заканчивались в нескольких ярдах над головой. Похоже было, что всю стену залепили деревянными почтовыми ящиками и прорезали в них дырочки, как в скворечниках. Большинство жилищ имело балконы, но кое-где под порогами виднелись только цветочные корзинки.
Первое впечатление чего-то безличного наподобие улья или птичника продержалось недолго: здешние жители явно старались придать своим домам побольше индивидуальности. В корзинках разводили цветы, украшали их мишурой или драпировками, в окошках висели занавески и светились абажуры, подобранные в тон разноцветным бликам летучих хозяев. Большие семьи снимали, видимо, сразу по нескольку ящичков, от двух до шести, соединяя их лесенками, шестами и даже горками, к восторгу живущего в Тео мальчишки.
Не все лесенки вели от одного жилища к другому — в основном длинные гармошки спускались к земле, и в чрезвычайных обстоятельствах их, как видно, можно было поднять.
— Для чего нужны эти большие лестницы? — спросил Тео.
— Для пиксов — они летать не умеют. Ты вот что, подожди меня здесь. Я на минутку. — И Кочерыжка шмыгнула в освещенную дверцу где-то над его головой. Со смежных балконов смотрели на Тео, но без особого интереса.
Кочерыжка задерживалась, и Тео, поджидая ее, впервые задумался, что значит быть такой, как она — каково ему было бы жить в мире гигантов ростом с мамонтово дерево. Воображение отказывалось ему помогать. «Сюда бы понимающего человека, университетского профессора, скажем. А лучше целую команду исследователей. Тут можно жить годами и все равно ни до чего не додуматься».
— Здоровущий какой, — послышалось сверху. Из-за псевдоирландского диалекта он заподозрил, что это Кочерыжка прикалывается, но голос, кажется, был не ее.
— Ясное дело, — отозвался другой голосок. — Она ведь сказала, что он большой.
— Я хочу сказать, что он даже для большого здоровый. А плечи- то!
— Помолчали бы, трещотки, — взмолился третий незнакомый голос. — У меня опять голова разболелась.
Тео посмотрел наверх. На балконе, как раз над ним, стояли три девушки размера Кочерыжки. Две темненькие — одна с короткими волосами, другая с длинными и обладательница пышной золотой гривы, частью накрученной на папильотки. У всех из-под халатиков торчали крылья.
— Вы Тео? — спросила блондинка. — Какой вы огромный!
— Ты ничего умнее не придумала, Жанна? — фыркнула стриженая. — Я тебе просто удивляюсь. Не обращайте на них внимания, — посоветовала она, перегнувшись вниз. — Они только вчера из деревни.
— Ладно тебе, Косточка, — сказала другая брюнетка. — Она тут на месяц дольше, чем мы, и ужасно важничает.
— Э-э-э... — попытался вникнуть в ситуацию Тео. — Вы Кочерыжкины соседки, да?
— Да, — ответила брюнетка с длинными волосами, — хотя, судя по тому, как часто она балует нас своим обществом, то это болотный огонек какой-то, а не соседка. — Она присела в насмешливом реверансе. — Я Пушок, а эта зануда — моя сестра, Косточка.
— Пушок и Косточка... — кивнул озадаченный Тео.
— Да, мы Персики. А вот эту, с волосами как у Пег Паулер, зовут Жанна.
— Ничего подобного, — жеманно возразила блондинка. — На самом деле я Баклажанна. Я актриса, и это мой псевдоним.
— У себя в Боярышнике она была просто одной из Синеньких, — вставила Косточка.
— Какая же ты сегодня противная! — возмутилась Жанна.
— У меня голова болит.
Тео пока что не пользовался особой популярностью у женского населения Эльфландии, а сейчас их было три против одного. У него создалось чувство, что разница в размерах здесь имеет не больше значения, чем его превосходящая — по сравнению с Кочерыжкой — сила.
— Очень приятно, — осторожно произнес он. — Я Тео. Как она там, готова? Она не говорила, надолго ли задержится.
— Она, в общем, быстро собирается. — Пушок свесила с балкона волосы — чуть ли не такой же длины, как она сама. — Вы правда из Маргариток? Что-то вы не очень на них похожи.
— Много ты знаешь! — вмешалась Косточка. — Ты хоть одного Маргаритку видела?
— Видела, в парламентских новостях. Не будь такой простушкой.
— В новостях! Нашла что смотреть. Их показывают, чтобы дурить тебе голову.
— Хочешь сказать, это не твоя идея была? Врушка!
— Он подумает, что мы все просто ужасные, — пропищала Жанна.
— Понимаете теперь, о чем я? — с мрачным удовлетворением промолвила Косточка. — Деревенские, только что с ветки. Пыльцу с ушей не стряхнули.
— Сейчас же возьми обратно то, что сказала! — потребовала Пушок.
Тео уже всерьез собирался сбежать, но тут Кочерыжка наконец спорхнула с балкона, держа в руке чемоданчик. Не долетев до Тео, она вернулась поцеловать соседок.
— Куда это ты? — воскликнула Жанна. — Мы тебя и рассмотреть не успели толком!
— Сама не знаю. Я свяжусь с вами позже. Срочное дело по линии Маргариток, так что чем меньше светиться, тем лучше.
— Это имеет какое-то отношение к парням, которые про тебя спрашивали? — поинтересовалась Пушок.
— Что еще за парни? — опешила Кочерыжка.
— Так ты ей не сказала, когда она только пришла? — спросила Косточка. — Да что это с вами обеими!
— Могла бы сама сказать, чем в зеркальник пялиться.
— А ну заткнитесь! — завопила Кочерыжка с таким неожиданным пылом, что все трое примолкли. — Рассказывайте по порядку. С самого начала.
— Пришли двое незнакомых пиксов, — принялась объяснять Косточка. — Назвались твоими друзьями из Рябин, но почему-то очень нервничали.
— Гниль луковая! Никаких пиксов я там не знаю. Что вы им
