Он не успел закончить, потому что Баррик бросился на него и схватил за шею. Джил не сопротивлялся, хотя был намного выше юноши. Тот, свалив тощее тело на пол, уселся Джилу на грудь.
— Что это значит? Откуда тебе известны мои сны? — в ярости спрашивал принц.
— Баррик! — Бриони бросилась к брату и схватила его за Руки. — Отпусти, ты убьешь его!
Лицо Джила покраснело, но он по-прежнему не сопротивлялся.
— Откуда ты знаешь? Кто тебя подослал? Как ты узнал? — не унимался принц-регент.
Пока изумленный Тинрайт наблюдал за этой сценой, комендант с удивительной для его крупного тела легкостью оторвал юношу от задыхавшегося Джила.
— Прошу прощения, ваше высочество, но вы, кажется, сошли с ума, — проговорил он.
Баррик вырвался из рук коменданта. Он тяжело дышал, словно это его только что душили.
— Не смейте так говорить! Молчите! — заорал он на Броуна. — Никто не смеет так со мной разговаривать!
Казалось, Баррик готов расплакаться или снова закричать, но неожиданно лицо его окаменело. Он повернулся и почти бегом покинул часовню. Стоявшие у дверей стражники обменялись удивленными взглядами и последовали за ним.
Помощник трактирщика уже сидел на полу, пытаясь отдышаться.
— Откуда вы знаете про сны моего брата? — спросила Бриони Эддон.
Джил ответил не сразу.
— Я говорю только то, что видел и слышал, — пробормотал он.
Принцесса обратилась к Броуну:
— Да защитит меня всемилостивая Зория, но иногда мне кажется, что это я сошла с ума. Наверное, так оно и есть — я не понимаю, что здесь происходит. А вы что-нибудь понимаете?
Лорд комендант ответил не сразу.
— Я… по большей части. Но я, как и вы, озадачен, моя госпожа. Есть некоторые соображения, но не стоит ими делиться в присутствии этой парочки. — Он кивнул в сторону Тинрайта и Джила.
— Мы должны решить, что с ними делать, — озабоченно сказала Бриони.
Принцесса не казалась Мэтти хорошенькой, но что-то в ней привлекало внимание — и не только ее положение и власть.
В ней была… сила. «Она похожа на богиню-воительницу», — подумал поэт.
— Естественно, нужно задержать помощника трактирщика, пока мы не выясним, откуда он обо всем узнал, — сказал Броун.
В душе Тинрайта вспыхнула надежда. Может быть, его отпустят?
— Необходимо узнать, где он достал золотой долфин, которым заплатил так называемому поэту, — продолжал Броун. — Я думаю поместить помощника трактирщика в помещение для стражников, где за ним хорошо присмотрят. Но вот нужно ли нам, чтобы этот второй ходил по тавернам и болтал о том, что видел здесь? — Броун нахмурился. — Подозреваю, вы не позволите мне просто убить его.
У Тинрайта перехватило дыхание. Оставалось только надеяться, что это шутка. Он почувствовал себя лучше, когда принцесса отрицательно покачала головой.
— Плохо, — заметил Броун, — нам не нужны подобные бездельники. Их в Южном Пределе бесчисленное множество.
— Меня совершенно не интересует тот, кто писал письмо. — Бриони в упор смотрела на Джила, и Тинрайт почувствовал укол ревности. — Вряд ли поэт имеет какое-то отношение к делу. Помощник трактирщика не умеет писать, потому попросил другого человека сделать это. Отправьте его домой и пригрозите отрубить голову, если он скажет хоть слово. А мне нужно подумать.
Тинрайт вдруг осознал несколько неприятных истин. Если он вернется в «Квиллер Минт», его вскоре ожидает визит обиженного стражника и хорошая трепка за то, о чем он даже не помнит: пьянки с Хьюни всегда заканчивались полной потерей памяти. Стоила ли такого отбитая у солдата девушка? Глядя на стражника, этого не скажешь. Но поскольку золотой долфин конфискован, Тинрайт не мог перебраться на ночлег в другое место. Не было у Мэтти и знакомой дамы, чтобы приютила его на время. Разве что Бриджит. Но та сама живет в трактире. Наступили холода, и на улице теперь не переночуешь.
Тинрайту стало жаль себя. Он подумал, не сочинить ли историю, чтобы выставить себя более значительным — словно и он обладает таинственными сведениями, как помощник трактирщика. Но одного взгляда на огромного Броуна хватило, чтобы отказаться от этой мысли. Похоже, Джил действительно знал нечто, чего знать не следовало. У Тинрайта не было в запасе ничего подобного, и ему не провести коменданта. Мэтти пристально посмотрел на расстроенную принцессу, и в голове у него внезапно родилась идея. Тинрайт подумал, уж не Зосим ли вдохновил его, решив возместить ущерб от своего предыдущего благодеяния… Поэт грохнулся на колени.
— Моя госпожа! — Он старался говорить самым искренним голосом: это всегда помогало ему добывать пищу и выпивку. — Ваше высочество, могу ли я попросить вас выслушать меня? Я понимаю, я слишком ничтожен и испытываю ваше терпение, но прошу хотя бы несколько минут…
Она на него взглянула. Уже хорошо.
— Говорите.
— Я поэт, принцесса, и поэт скромный. Мой дар нечасто вознаграждается, но знающие люди подтвердят, что я неплохо пишу. — Принцесса начала терять интерес к нему, поэтому он постарался быть кратким. — Я пришел сюда, дрожа от страха. Моя попытка оказать услугу неграмотному приятелю причинила вам с братом боль. Я сломлен…
— Если проговоритесь о том, что здесь слышали, тогда вы точно будете сломлены, — горько улыбнулась Бриони.
— Умоляю, выслушайте меня, ваше высочество. Выслушайте вашего ничтожного слугу. Вы заняты заботами государства, поэтому, по всей видимости, не слышали панегирика, что я сочиняю в вашу честь.
На самом деле эта идея пришла ему в голову только что. Еще вчера он и не собирался писать ничего подобного.
— Панегирик?
— Да. Дань вашей несравненной красоте. — Заметив выражение лица принцессы, поэт быстро добавил: — Но в особенности — вашей мудрости и доброте. И вашему милосердию.
Она улыбнулась, но несколько саркастически.
— Сейчас, когда я сижу здесь и наслаждаюсь счастьем вашего присутствия, а не только боготворю вас издалека, как луну на небе, — вдохновенно продолжал поэт, — я со всей ясностью понимаю, что моя главная идея абсолютно верна. Вы действительно… действительно…
— Действительно — что? — Принцессе надоело ждать.
