этих людей совершенно не беспокоило, что ценой сделки стала принцесса. Ему хотелось бы увидеть их нанизанными на позолоченный трезубец Эривора.
Только Шасо имел торжественный вид, соответствовавший моменту. Он расположился в конце стола, в некотором отдалении от соседей слева и справа. Баррик подумал, что главный оружейник сейчас больше похож на преступника, приведенного на допрос.
— Вы должны изложить ваши доводы вслух, — громко сказал Кендрик Гейлону, продолжавшему что-то нашептывать ему на ухо.
Вельможи навострили уши.
Герцог Гейлон замолчал. Краска залила его шею и красивое лицо. После Баррика и принца-регента он был самым молодым среди присутствующих.
— Я сказал, что мы совершим ошибку, так легко отдав принцессу Лудису Дракаве, — начал он. — Все мы хотим вернуть нашего короля Олина. Даже если Лудис не обманет, выполнит условия договора и вернет короля — что дальше? Олин, да хранят его боги, состарится и когда- нибудь умрет. Лишь недремлющим богиням судьбы известно, что еще может случиться до того момента. Но одно ясно: когда уйдет наш господин, у Лудиса и его наследников появится право претендовать на престол в Пределах.
«И их право будет посильнее твоего, — подумал Баррик. — О чем ты и беспокоишься».
Но все-таки у принца появился союзник, пусть даже и не самый приятный. Это его приободрило. Хорошо, что на стороне Баррика оказался Гейлон, старший из сыновей Толли. Гейлон был амбициозным занудой, но по сравнению со своими братьями — беспомощным Карадоном и сумасшедшим Хендоном — выглядел вполне пристойно.
— Легко тебе говорить, Саммерфильд, — раздраженно заметил Тайн Олдрич. — Ты ведь уже собрал свою долю выкупа. А каково другим? Глупо не принять предложение Лудиса.
— Глупо? — Баррик выпрямился на стуле. — Глупо не продать мою сестру?
— Прекратите! — решительно остановил их Кендрик. — Мы еще вернемся к этому. Сначала обсудим более важные вопросы. Стоит ли вообще доверять Лудису и его послу? Естественно, согласившись принять предложение — пока речь идет только о возможности, Баррик, не кипятись! — мы не оставим нашу сестру без защиты, пока отец не окажется на свободе.
Баррик задохнулся от ярости и снова заерзал в кресле. Он не понимал, почему Кендрик так спокойно рассуждает о том, отдавать ли собственную сестру разбойнику. Но принц-регент заговорил о другом.
— Давайте посмотрим на дело серьезно, — продолжил Кендрик. — Нам очень мало известно о Лудисе. Мы знаем лишь его репутацию. Еще меньше нам известно о его посланнике. Может быть, вы, Шасо, просветите нас и расскажете о нем — о Давете дан-Фааре. Вы ведь знаете его.
Он произнес это так мягко, словно набросил на шею Шасо шелковый шнурок. Оружейник посмотрел на принца.
— Да, — вяло отозвался он, — я знаю его. Мы… Он мой родственник.
Сидящие за столом загудели.
— В таком случае вы не можете участвовать в совете! — громко заявил герцог Рорик. Королевский кузен был одет по последней моде: в фиолетовый камзол с разрезами и ярко-желтыми вставками. Он повернулся к принцу-регенту, уверенный в себе и сияющий, как экзотическая птичка. — Это позор. Сколько раз мы собирались, не имея понятия об этом обстоятельстве? Выходит, все наши разговоры шли на пользу не только королевствам Пределов, но и Иеросолю?
Шасо наконец осознал смысл происходящего. Словно очнувшийся от сна старый лев, он заморгал и весь подался вперед.
— Стойте. Вы, кажется, назвали меня предателем, мой господин? — Его рука потянулась к поясу, где висел кинжал.
Рорик побледнел и окинул Шасо высокомерным взглядом.
— Вы нам никогда не говорили, что являетесь родственником этого человека, — ответил он.
Шасо пристально посмотрел на герцога, потом отшатнулся назад. Его энергия снова растаяла.
— В этом не было необходимости, — сказал он. — Пока Давет не явился сюда, о нем не стоило и вспоминать. До самого дня его приезда я не знал, что он пошел на службу к Лудису. Когда я видел его в последний раз, он был главарем банды. Грабил и жег дома по всему Крейсу и на юге.
— Что еще вы о нем знаете? — спросил Кендрик не особенно ласково. — Он, кажется, назвал вас «морджиа»? Что это значит?
— Это означает «дядя» или что-то вроде тестя. Он насмехался надо мной. — На мгновение Шасо закрыл глаза. — Давет — четвертый сын старого короля Туана. Когда-то я учил и его самого, и его братьев, как впоследствии учил детей вашей семьи. Он во многом превосходил братьев и в то же время был значительно хуже их. Быстрый, сильный и умный, но с сердцем подлого койота. Он стремился к одному: заполучить что-нибудь для себя… Когда ваш отец захватил меня в плен во время битвы при Иеросоле, я думал, что никогда больше не увижу никого из членов моей семьи.
— Но как Давет стал человеком Лудиса Дракавы?
— Я уже сказал, Ке… ваше высочество: этого я не знаю. Я слышал, Давета выслали из Туана за… за совершенное преступление. — Лицо Шасо застыло. — Его дурные наклонности становились все сильнее. В конце концов он соблазнил молодую женщину из знатной семьи. Даже его собственный отец отказался ему помогать. Давета изгнали из страны, он пересек океан и попал из Ксанда в Эон, потом присоединился к наемникам и дослужился до их предводителя. Когда автарк воевал с нами, он не пошел сражаться ни на стороне своего отца, ни на стороне Туана. Я тоже не участвовал в той войне, но лишь потому, что уже был здесь.
— Запутанная история, — вмешался в разговор иерарх Сисел. — Простите меня, но вы хотите, чтобы мы верили вам на слово, лорд Шасо? Как вы могли узнать о его делах, если не поддерживали связи с семьей?
Шасо посмотрел на него, но ничего не ответил.
— Видите, — заявил Рорик, — он что-то скрывает.
— Настали смутные времена, — произнес Кендрик. — Мы перестали доверять друг другу. Но иерарх задал законный вопрос. Как вам удалось узнать, что случилось с Даветом после вашего отъезда из Туана?
Лицо Шасо стало абсолютно безжизненным.
— Десять лет тому назад я получил весточку от жены, да будет земля ей пухом, — сказал он. — Это было последнее письмо перед ее кончиной.
— И в том письме она рассказывала об одном из ваших многочисленных учеников?
Главный оружейник тяжело оперся ладонями о колени и внимательно посмотрел на них, словно никогда прежде не видел. Потом он заговорил:
— Девушка, которую Давет погубил, — моя младшая дочь Ханид. После того, что с ней случилось, охваченная скорбью, она ушла в храм и стала жрицей Великой Матери. Я узнал об этом только через два года, когда дочь уже заболела и умерла. Жена была уверена, что Ханид умерла из-за разбитого сердца. Ее сжег стыд, а вовсе не лихорадка. Жена сообщила мне про Давета в отчаянии: он живет и процветает, а наша девочка покинула этот мир.
В часовне воцарилось долгое молчание.
— Мне… Мне очень горько слышать такое, Шасо, — прервал тишину
