Кремень сидел, прислонившись к трубе. Когда солнце поднялось высоко, а в часовне смолкло приглушенное пение, он начал спускаться вниз.
Роза держала наготове носовой платок. Бриони испытывала благодарность к ней и одновременно сердилась на себя за то, что нуждалась в этом. Она и представить не могла, что отполированный деревянный ящик будет выглядеть так жутко. Монотонные погребальные песни сменяли друг друга, и постепенно Бриони успокоилась.
Тело Кендрика покоилось в гробу, не подобающем особе королевской крови. Сделать подходящий не хватило времени, и это казалось Бриони позором. Найнор заверил ее, что им и так повезло: фандерлинги привели в порядок склеп за очень короткое время. Настоящий гроб с резными украшениями закончат позже, без спешки. Если поспешить, перед вечностью предстанет незавершенное изображение — словно на Кендрика надели грубую маску. Ведь она не захочет такого, не правда ли? Как только каменный гроб будет готов, тело Кендрика переложат в него.
Тем не менее это казалось позором.
В зале часовни присутствовали члены семьи и домочадцы, такие как Роза и Мойна. Здесь же был мрачный, словно туча, Чавен и старый Пазл, одетый в черно-серый шутовской костюм, но без шляпы. Однако передняя скамья, предназначенная для королевской семьи, оставалась полупустой. Мачеха Бриони Анисса, прикрывая живот, сидела чуть в стороне, рядом с Мероланной. Лицо королевы скрывала черная вуаль. Анисса громко рыдала и всхлипывала.
«В кои-то веки мы вытащили ее из постели», — с горечью подумала Бриони.
В последнее время она очень редко видела королеву. Анисса превратила башню Весны в свою крепость, занавесив все окна и окружив себя женщинами, как попавший в осаду монарх окружает себя солдатами. Бриони всегда недолюбливала мачеху, теперь же эта женщина стала ей и вовсе неприятна.
«Твой муж в плену, женщина, а один из его детей убит, — мысленно говорила мачехе принцесса. — В такой ситуации, даже с ребенком во чреве, ты могла бы оказать нам какую-нибудь помощь. Вместо этого ты прячешься в своем гнездышке, словно ворона, высиживающая яйца».
Наконец пение прекратилось. Иерарх Сисел, одетый в парадный красно-серебристый наряд, поднялся и встал у гроба, чтобы начать похоронную молитву. Сисел умел делать это очень хорошо, и было ясно, почему на столь высокий пост король Олин выбрал именно его, несмотря на несогласие духовных властей в Сиане. Там Сисела считали слишком слабым сторонником политики тригоната.
Сисел произносил знакомые слова с состраданием и искренностью. Часовня Эривора наполнилась звуками заупокойной литании, и Бриони показалось, что в ее памяти воскресают воспоминания детства. Она словно слышала отголоски тех дней, когда они с братьями стояли в церкви и перешептывались, раздражая и Мероланну, и старого набожного отца Тимойда — те двое знали, что король Олин не станет бранить детей за проступки, которые он и сам нередко совершал и считал пустяками.
«Но теперь я не ребенок, и мне негде спрятаться от жизни».
Сисел уже произносил слова эпитафии. Придворные покорно вторили ему, а Бриони отвлек какой-то шум рядом с ней. Мойна тихо, но раздраженно разговаривала с юным пажом.
— Чего хочет мальчик? — шепотом спросила Бриони.
— Я от вашего брата, ваше высочество, — тоже шепотом сообщил паж.
Бриони с трудом наклонилась к мальчику. Платье мешало ей дышать.
— От Баррика? — спросила она.
Ну конечно от Баррика. Если бы старший брат прислал сейчас гонца, этот посланец не был бы сопливым мальчишкой.
— Он хорошо себя чувствует?
— Ему лучше. Он просил передать, чтобы вы не ходили в ск… скл — Мальчик нервничал и не мог вспомнить слово.
«Неудивительно: ведь он стоит перед богиней ночи, — подумала она. — Вы рады, лорд Броун? Я больше не плачущая девочка — теперь мной можно пугать детей».
— Наверное, в склеп?
— Да, ваше высочество, — тотчас кивнул ребенок, по-прежнему не глядя ей в глаза. — Принц сказал, что вы не должны туда входить, пока не увидите то, что он вам пришлет.
— Что он хочет мне прислать?
Бриони обернулась к Розе — та с несчастным видом смотрела на гроб в алтаре, украшенный знаменем с изображением волка и звезд Эддонов, но по-прежнему внушавший ужас.
Громко переговаривавшиеся за спиной Бриони вельможи вызвали у принцессы приступ гнева: какое неуважение!
— Почему эти болваны шумят? — обратилась она к фрейлине. — Роза, ты слышала, что сказал мальчик? Что собирается прислать мне Баррик?
— Себя самого, — прозвучал ответ, и Бриони обернулась. Сердце больно екнуло в ее груди. В длинном плаще, кое-как наброшенном на ночную рубашку, с лицом еще бледнее обычного, Баррик и сам походил на покойника. Брат-близнец Бриони стоял в проходе часовни, поддерживаемый с обеих сторон стражниками. Принцу стоило невероятных усилий дойти сюда, лицо его блестело от пота, и он никак не мог сфокусировать взгляд на сестре.
Бриони выпрямилась и протиснулась мимо Мойны. Хорошо, что они стояли впереди, и принцессе не пришлось прокладывать себе путь между двумя рядами скамей, словно каравелле у тесного причала. Платье и жесткий корсет мешали, но она сумела обнять Баррика. Теперь все в часовне смотрели на них. Отстранившись от юноши, Бриони поцеловала его в щеку, горячую то ли от лихорадки, то ли от напряжения.
— Какой же ты дурачок, — шепнула она. — Что ты здесь делаешь? Тебе нужно лежать в постели!
Он застыл в ее объятиях, потом отступил на шаг и оттолкнул стражников, которые поддерживали его.
— Что я здесь делаю? — громко спросил он. — Я принц дома Эддонов! Неужели ты хотела похоронить брата без меня?
Бриони прижала пальцы к губам. Ее удивил тон Баррика, но еще более поразило злобное выражение его лица.
Похоже, этот жест сестры тронул принца больше, чем объятие и поцелуй. Злость прошла, и он расслабился. Один из стражников снова поддержал его за локоть.
— Ах, Бриони, прости, — уже совсем другим тоном заговорил Баррик. — Я болен. Было так трудно дойти сюда, приходилось то и дело останавливаться, чтобы отдышаться. Но я должен… ради Кендрика.
— Конечно, Баррик, конечно. Садись.
Бриони освободила место для брата. Он устроился рядом, продолжая крепко сжимать руку сестры в своей влажной горячей ладони.
Иерарх Сисел подождал, пока все придворные рассядутся. Он едва приподнял бровь, выражая сдержанное удивление, и вернулся к прерванной молитве.
— «В счастливый час или в час скорби пришли мы в мир. Достойно
