Ханна. О!
Шеннон (у столика). Кокос? Есть. Мачете? Есть. Ром? Двойную порцию. Лед? Ах ты, пустое ведерко. Ну что ж, сегодня ночь теплых напитков. Мисс Джелкс? Хотите причитающееся вам бесплатно ром-коко?
Ханна. Нет, благодарю вас, мистер Шеннон.
Шеннон. Но вы не против, если я выпью?
Ханна. Что вы, мистер Шеннон!
Шеннон. Не станете порицать меня за эту слабость, за то, что я потакаю себе?
Ханна. Алкоголь – не главный вопрос для вас.
Шеннон. А какой же главный, мисс Джелкс?
Ханна. Самый старый в мире – потребность верить во что-нибудь или в кого-нибудь… в кого угодно и во что угодно…
Шеннон. И в тоне вашем полная безнадежность?
Ханна. Нет, я не смотрю на это безнадежно. Я открыла для себя нечто, во что можно верить.
Шеннон. Нечто, вроде… Бога?
Ханна. Нет.
Шеннон. А что же?
Ханна. В распахнутые настежь двери, в открытые двери от человека к человеку… пусть они будут открыты на одну только ночь.
Шеннон. Остановка на одну ночь?
Ханна. Настоящая близость между людьми…. вот так, на веранде, возле… их комнат, хотя бы на одну ночь, мистер Шеннон.
Шеннон. Физическая близость?
Ханна. Нет.
Шеннон. Я так и думал. Но тогда какая же?
Ханна. Я говорю о близости, которая помогает понять друг друга, о готовности помочь друг другу в такие ночи, как эта.
Шеннон. Кто был человек, о котором вы говорили вдове?.. Тот, кому вы помогли во время такого же припадка, как у меня?
Ханна. Ах, это… Я сама.
Шеннон. Вы?
Ханна. Да. Я могу помочь вам, потому что сама прошла через то, что у вас теперь. И у меня был свой призрак. Только я по-другому называла его. Я звала его «синим дьяволом»… И у нас бывали настоящие битвы, жестокие состязания.
Шеннон. В которых вы явно одержали победу.
Ханна. Да. Я не могла позволить себе быть побежденной.
Шеннон. И как же вы побороли своего «синего дьявола»?
Ханна. Я доказала ему, что в состоянии не поддаваться ему, и заставила его уважать свою стойкость.
Шеннон. Каким образом?
Ханна. Просто не сдавалась, только и всего. И призраки, и «синие дьяволы» уважают стойкость и чтут все хитрости, на которые пускаются испуганные бедняги, чтобы вынести и побороть свои страхи.
Шеннон. Вроде макового настоя?
Ханна. И маковый настой, и ром-коко или просто несколько глубоких вдохов – все что угодно, все, что мы делаем, чтобы ускользнуть от них и продолжать свой путь.
Шеннон. Куда?
Ханна. Куда-нибудь… вот к такой пристани после долгих, томительных странствий, к такой веранде над морем и зелеными зарослями. Я говорю не только о странствиях по свету, по земле, но и о тех скитаниях, которые выпадают на долю всех, кого преследуют призраки и «синие дьяволы»… – по темным глубинам самих себя.
Шеннон (сардонически улыбаясь). Только не рассказывайте, что и у вас есть такие темные глубины.
Ханна. Я уверена, что такому искушенному и образованному человеку, как вы, мистер Шеннон, и без слов ясно, что во всем, решительно во всем есть своя теневая сторона.
Бросив на Шеннона взгляд, замечает, что он не слушает ее, а пристально всматривается куда-то. Это та сосредоточенная отрешенность, которая иногда наблюдается при тяжелых нервных расстройствах. Она поворачивается, чтобы разглядеть, что привлекло его внимание, затем на минуту закрывает глаза, глубоко вздыхает и продолжает говорить тоном гипнотизера – Шеннон не слушает, что она говорит, она понимает это, и на него может подействовать только тон и ритм ее речи.
Все, что существует под солнцем, имеет теневую сторону, кроме самого солнца… Солнце – единственное исключение. Но вы не слушаете…
