Дени выпрямился и расцвел в улыбке.
– Слышал ли я? Надо полагать! Когда-то она была моей самой любимой из всех старых героических поэм.
– Неужели? И моей тоже. Знаешь, я написал новую историю приключений Рено, старшего из сыновей.
– Нет, я не знал. Ты должен спеть ее мне.
– Непременно. Но прежде всего я хотел напомнить тебе слова старого Аймона: «Лучше быть честным вассалом, чем властвовать над людьми».
– Я помню. «Позор тому, кто не пожелал умереть за своего сеньора».
– Если ты найдешь особу, достойную занимать трон, и если этот человек тебе нравится, тогда следует действовать и с чистым сердцем принести клятву верности. Как ты думаешь, что Аймон сказал бы о Ричарде?
– Полагаю, он упрекнул бы меня за то, что я пытаюсь пожаловаться на льва. И, думаю, он был бы прав.
– Если ты чувствуешь неуверенность, тогда почему не покинешь Ричарда? Ты всегда найдешь себе покровителя, Дени. Ты пользуешься доброй славой…
– Благодарю. Не знаю, почему я не уезжаю. Отчасти потому, что мне кажется, будто он должен мне что-то за спасение жизни. Вот так, вполне откровенно, не правда ли?
– Но помимо этого ведь есть еще что-то?
– Да, он
– В любом случае спешки нет. Тебе нет необходимости принимать решение именно сегодня, – заметил Арнаут.
– Я хочу узнать о нем все, – сказал Дени. – Но ты прав, не сейчас. Прежде всего я хочу послушать твою песнь о Рено Монтабанском.
Благодаря этому разговору Дени почувствовал себя намного лучше.
Его вторым другом стал Хью Хемлинкорт. Он был вдвое старше Дени. Он был хвастлив, имел скверную привычку повторяться и относился ко всему новому с глубоким подозрением. Он был изборожден шрамами, словно старый кот, носил грубую одежду и не умел себя вести. Хью жил, руководствуясь простым принципом: долг обязывает рыцаря заниматься ремеслом воина, что не имеет ничего общего с милосердием, состраданием, смирением и прочим вздором, который он называл «чепухой клириков». И его бесконечные рассказы о былых похождениях сопровождались ударами и толчками локтем в бок собеседника или тычками коротких, сильных пальцев. Каждый такой дружеский жест оказывался весьма болезненным.
Однако его можно было назвать кем угодно, но только не скучным человеком. Его истории часто вызывали смех и всегда носили скандальный оттенок. Вместе с Уильямом Маршалом и Бодуэном Бетюнским, другим матерым головорезом, которого он называл «Бобо», он странствовал по турнирам, дворам высокородных особ и военным бивакам в течение двадцати лет. В отличие от двух своих приятелей он ничего не добился за эти годы, ибо был страстным игроком и с готовностью бился об заклад по любому поводу: на какой цветок перелетит бабочка или сколько раз священник споткнется на слове во время мессы.
Кроме того, он каждый день добросовестно давал Дени уроки обращения с мечом и копьем. Эти уроки помогали им коротать время и позволяли Дени вволю поупражняться на свежем воздухе. Когда они находились в Геддингтоне, Хью велел установить на поле столб и обернуть его дерюгой, и они использовали это сооружение для упражнений с мечом. На другом краю поля были врыты в землю столбы с перекладинами, по виду походившие на небольшие виселицы, с которых на веревках свисали кольца. Это были снаряды для метания копья в цель. Хью, по-видимому, не уставал никогда. С нечленораздельными возгласами и проклятиями он наносил удары по столбу, а потом заставлял Дени повторить, мрачно наблюдал за его выпадами, покусывая усы, и говорил: «Подними щит при этом ударе! Убери плечо назад, прикрой его мечом!» Летели щепы, и Дени вскоре начинало казаться, что его руки тоже сейчас легко могут отскочить от тела. Или, сев на коней, они легким галопом скакали к мишени, стараясь поймать кольцо острием пики. После пары часов напряжения, потный и совершенно обессиленный, Дени забывал о своих неприятностях, наслаждаясь горячей ванной и бокалом вина. Охваченный вялым оцепенением, он садился вместе с Хью на скамейку, слушал истории о его подвигах и какое-то время чувствовал себя счастливым. Именно так они и сидели однажды, греясь на солнышке. Хью умолк. У горизонта застыла белая громада клубящихся облаков – небо в Англии почти никогда не бывало чистым, – мирно жужжали пчелы, а где-то неподалеку кто-то точил клинок с равномерным звуком «взжиг-взжиг», монотонным, успокаивающим, словно птичья трель.
– Я раздумывал об искусстве владения мечом, – лениво проговорил Дени. – У меня появилась одна мысль, Хью.
– Какая?
– Э, понимаешь, а что, если употребить клинок меча вместо щита, чтобы помешать противнику ударить? Он делает выпад и ждет, что ты отразишь удар щитом, а вместо этого ты принимаешь его мечом.
Хью надул щеки.
– Что? Заменить щит клинком меча?
– Именно.
– А потом? Если ты примешь его удар клинком, чем же ты ответишь? Своим щитом?
– Совершенно верно. Надо подступить поближе и нанести сильный удар углом щита.
– Невозможно, – сказал Хью. Дени вскинул голову.
– Почему нет?
– Почему нет? Да не получится, дружище, вот почему.
– Я все-таки не понимаю, что ты имеешь против.
Хью прищелкнул языком.
– Послушай-ка, приятель, так никогда не пытались сделать, верно?
– Нет, насколько мне известно.
– Ну вот и все.
– Что все?
– Все совершенно ясно. Не выйдет.
– Но откуда ты знаешь?
– Ох, неужели не понятно. Если бы это было возможно, кто-нибудь уже проделал бы этот трюк. – Он с добродушной укоризной покачал головой. – Вы, молодые, все одинаковы. Чертовски неугомонные. Вечно высматриваете что-то новенькое, ищете новые способы делать то, что сотни раз делали до вас. Например, взять хотя бы новую причуду Ричарда.
– Какую причуду?
– Ты не слышал? Арбалеты. Англичане прозвали их самострелами. Итальянцы не так давно ввели их в употребление, усовершенствовав обычные осадные баллисты. Ричард в восторге от них. Клянется, что может выделить из своей пехоты сильный отряд поддержки, укрепив с тыла копьеносцев арбалетчиками, или как там их называют.
– А тебе не кажется, что это хорошая мысль?
– Хорошая? Хорошая? – Хью залпом осушил бокал вина, едва не поперхнувшись от волнения. – Дорогой мой, она нелепа! Ведь это просто опасно! Во-первых, кому нужны пехотинцы как отряд поддержки?
Сбродом они всегда были, сбродом и останутся. Головорезы. При первых же признаках опасности они бегут. Как же, я помню турнир, на котором мы побывали – Бобо, Маршал и я! Я рассказывал тебе о том случае, нет? Тогда Симон Неапольский явился с тремя сотнями пеших воинов, в основном копьеносцев. Маршал и юный Гарри опередили нас всех, и Симон попытался преградить им путь. Гарри хотел повернуть назад. Боже мой, Маршал погнал коня прямо в гущу этих собак, и они поджали хвосты и удрали. А он еще и захватил в плен Симона. Какая, к черту, польза тогда от этой пехоты?
– Но почему же это опасно?