Дени содрогнулся от ужаса.
– Что ты там бормочешь? – тихо прошептал он. – Что все это значит? Ты лжешь, мерзкий плут. Если бы я только мог встать…
Гираут отчаянно озирался по сторонам. Потом взял Дени за руку и выдавил с усилием:
– Пожалуйста, не волнуйтесь. У вас опять начнется кровотечение. Врач убьет меня. Может, вы хотите, чтобы я спел вам? Я принесу свою арфу.
Он вскочил на ноги. Дени поднял руку, остановив его.
– Не стоит, – промолвил он. – Ты всегда был таким же неумелым лжецом, как и вором. – Он глубоко вздохнул, пытаясь превозмочь внезапную дурноту. – Как это произошло? – спросил он наконец. – Во время штурма?
Гираут кивнул.
– Я видел, как сэр Хью забрался вместе с вами на стену, сразу вслед за сэром Артуром. Я видел, как Артур упал, – мы не знали, что именно случилось, но как раз перед этим его задело камнем, он потерял равновесие, упал и повредил колено. Он не мог снова подняться. Кто-то из командиров потащил его назад. Он ругался и кричал, слушать его было страшно. Потом его стало рвать – понимаете, он был болен. Должно быть, он уже утром начал заболевать дизентерией, но никому ничего не сказал. А между тем все вы сражались наверху, и все смешалось, никто понятия не имел, что происходит, пока мы не увидели дым и пламя. Наверное, именно тогда, когда все старались поскорее спуститься, и был убит сэр Хью.
– Ясно. – Дени едва мог говорить. – А ты знаешь как?
– Никому неизвестно. Может, он сгорел или был сражен нашей же стрелой или турецким копьем. Он так и не вернулся.
Слезы бессилия заструились по щекам Дени. Гираут неуклюже похлопал его по руке.
– Проклятье! Я ни в коем случае не должен был вам рассказывать, – сказал менестрель. – Мне было наплевать на него – он всегда относился ко мне с презрением и смешивал с грязью, но я обещал врачу постараться не огорчать вас. Очень многие были убиты во время штурма. Вы тоже могли погибнуть или ваш друг Артур. Не горюйте. Как, по-вашему, сэр Хью хотел бы умереть? В своей постели с горстью игральных костей и бурдюком вина?
Дени отвернулся.
– Довольно, Гираут, – прошептал он. – Теперь оставь меня одного. Я устал. Дай мне поспать.
Гираут вздохнул, но не пошевелился. Он сидел тихо, и Дени вскоре забыл о нем.
Он лежал с закрытыми глазами, и перед его мысленным взором мелькали отчетливые картинки сражения. Он вспомнил, как споткнулся среди камней и рядом с ним промелькнул чей-то меч, защищая его. Это мог быть Хью. Он с содроганием вспомнил объятого пламенем человека, упавшего вниз неподалеку от него. Неужели это тоже мог быть Хью? И как он потерял из виду Артура? И как он мог не знать, что Хью был рядом с ним, или сзади него, или подле него? В памяти осталось лишь воспоминание об ужасной неразберихе, возникшей во время сражения; но гораздо хуже было уныние, охватившее его, когда он осознал, что потерял меч Артура, а также потерял Хью. А сам он лежит, раненный стрелой, выпущенной из лука христианина: можно сказать, получил дружеское послание.
Все это было безумием, таким же сумасшествием, как и разговоры Гираута о дьяволах и об адском воинстве. Какая тема для героической баллады! В его голове кружились образы, слова переплетались со звуками арфы, а потом он заснул.
Проснувшись, он увидел Артура, сидевшего подле него.
– А, наконец-то вам лучше, – радостно воскликнул Артур. – Как приятно видеть такую перемену – вы опять стали похожи на себя, честное слово. Гираут рассказал мне… я едва поверил ему… Он сказал, что врач был весьма доволен, что вы выпили бокал вина и что заснули нормальным сном.
Дени стиснул его запястье. Артур похудел, и кости проступали под кожей.
– Это вы, – слабым голосом промолвил Дени. – Я думал, вы умерли.
– Только не я. Умер? Какое-то время я хотел, чтобы это было так. – Артур покачал головой. Он выглядел изможденным и очень бледным, с темными кругами под глазами. – У меня было вывихнуто колено. Вы знаете? Я лежал внизу, слышал крики на стене и знал, что люди храбро умирают там, хотя почти ничего не видел на таком расстоянии. Я недостаточно хорошо видел дорогу к месту сражения, даже если бы я смог вскарабкаться по камням, – с горечью закончил он. – Даже если бы меня не скрутили судороги.
– Не говорите так, – сказал Дени. – Вы вели себя мужественно. Вы могли бы лежать там сейчас, обратившись в пепел, погибнуть, как бедняга Хью…
Голос его прервался. Артур в смятении посмотрел на него.
– Гираут рассказал вам! – воскликнул он. – Я изобью этого дурака. У него ума не больше, чем у собаки, даже меньше, чем у любой из тех, каких мне приходилось видеть. – Он гневно хлопнул себя по бокам. – Ну да ладно, он, конечно, преданно ухаживал за вами. Наверное, мне не стоит быть слишком суровым с ним.
– Он совершенно ни при чем, – сказал Дени. – Я сам догадался, а потом вытянул из него подробности. А кроме того, какая разница? Я все равно узнал бы рано или поздно. Бедняга Хью. Невозможно представить, что мы его больше не увидим. И это навсегда. Понимаете? Я никогда не думал, что Хью может погибнуть. Он казался…
– Самым стойким из всех нас. Да, я понимаю. Мне его тоже не хватает, Дени. Я привык полагаться на него.
Дени вытер глаза рукой.
– К черту, какой в этом прок? – сказал он. – Если бы Богу было угодно, чтобы мы победили, он помогал бы нам вместо того, чтобы убивать лучших из нас, как вы думаете? Короче говоря, мы никогда не возьмем Акру… Сколько времени я пролежал здесь? – вдруг спросил он, пораженный внезапной мыслью.
– Сегодня уже восьмой день, – со вздохом ответил Артур.
Дени обессиленно уронил голову на свернутый плащ, служивший ему подушкой.
– Я ничего не помню, – потрясенно пробормотал он. – Как могут выпасть из памяти целых восемь дней?
– Большую часть времени вы были без памяти, – пояснил Артур. – И горели в лихорадке какое-то время. Когда Балдуин принес вас, вы были без чувств из-за потери крови. А знаете, Балдуин в большой милости у короля. Он сразу же пошел, прямо как был, обожженный и окровавленный, и попросил, чтобы Амброджио ди Салерно занялся вами. Он замечательный врач, всегда такой спокойный, очень уверенный в себе, преисполненный сочувствия. И когда он работает, не перестает читать наставления двум своим ученикам.
– Знаю. Я их видел, – сказал Дени.
– Да, ну так вот, вы пришли в сознание, а он сказал, что ему придется вырезать наконечник стрелы, и он бы не хотел, чтобы вы корчились от боли и мешали ему. Балдуин услужливо сказал, что охотно стукнет вас по голове, ибо он видел, будто именно таким образом всегда поступают, когда хотят, чтобы пациент лежал спокойно. Амброджио разразился лекцией по поводу примитивных методов в медицине и дал вам какой-то напиток – опиум и мандрагору, кажется, он так это назвал, – и вы крепко заснули. Представляете? Балдуин сказал, что встречал нечто подобное у мавров, в Испании. Ну а затем он вырезал наконечник из тела и зашил вас, и вы проспали почти два дня. Потом началась горячка, а рана приобрела весьма неважный вид. В течение нескольких дней мы думали, что вы наверняка умрете. Вы бредили и пели – помню, вы непрестанно распевали какие-то стихи о ком-то по имени Журден.
– Правда? А какие?
– Я не сумел их как следует разобрать. В основном это была одна тарабарщина. Я расслышал имя Журдена и еще что-то о Фромоне, подлом предателе, но все остальное совершенно не имело смысла. Это одна из песен, которые вы сочинили?
– Нет. Не совсем так. Неважно, продолжайте.
– Помимо прочего, я был болен – полагаю, Гираут и об этом вам рассказал. Похоже, он вообще не способен не проболтаться. Он сидел около вас и менял влажные тряпицы, чтобы уменьшить жар. Врач приходил каждый день и внимательно вас осматривал. Наконец вчера остался очень доволен и сказал, что, по его мнению, худшее позади.
Дени лежал неподвижно, стараясь не упустить ни слова из повествования Артура. Напрягая память, он,
