меня, не так ли? По его милости я теперь сижу посреди этого... этого небытия. Но вы должны понимать, инспектор, — я представляю, на что он теперь способен. Я уверена, что у него есть связи в ином мире — в Аду. Я даже не знаю, пустят ли меня на Небеса. Видите ли, я никогда не была по-настоящему верующим человеком, не верила ни во что, пока не приехала в Сингапур-3, и даже тогда считала, что это лишь суеверие.
Чэнь не сомневался в ее словах, вспоминая, какой шикарной дамой была госпожа Тан при жизни. Теперь же, лишившись заказанной у модного дизайнера одежды, своего статуса и социального положения, она стала всего лишь еще одной тенью. Чэнь часто задумывался о том, какое потрясение, должно быть, испытывает человек, посвятивший всю жизнь обладанию каким-то вещественным богатством, когда вдруг обнаруживает, что находится в мире, где статус в гораздо большей степени зависит от чего-то нематериального. Он взглянул на монахиню, которая стояла, расставив ноги, на нечеткой поверхности пристани и выглядела, наверное, почти так же, как в жизни.
— А если я попаду в Ад и стану свидетельствовать, — продолжала госпожа Тан. — кто знает, что он может предпринять? — Она сплела руки вместе на коленях. — Я-то всегда считала, что нет ничего хуже смерти, а теперь...
— Послушайте, — сказал Чэнь, — давайте рассуждать практически. Ваши документы еще не обработаны. Мы не знаем, куда вы направляетесь, и очень может быть, что в конце концов вы попадете на Небеса. В этом случае у вас автоматически появится неприкосновенность — Небесные Пределы заботятся о своих. Если вы отправитесь... в другое место, возможно, мы все же сможем что-то сделать для того, чтобы защитить вас.
— Инспектор, — обратилась к нему госпожа Тан, — что будет сейчас? Я знаю, что говорят люди верующие, но что происходит на самом деле, когда умираешь? Я имею в виду — после этого? Когда меня ждет перерождение? И в кого?
Чэнь вздохнул.
—Госпожа Тан, даже я не могу сказать вам наверняка, а ведь я несколько раз путешествовал между мирами живым. Никому не позволено запомнить путешествие через море Ночи. Все души посылаются обратно — перерожденными — после того, как отбудут свое время на Небесах или в Аду. Но нам не дано четкого представления о том, как все происходит, — боги считают, что нам лучше всего этого не знать, или, если что-то и рассказывают нам, мы все равно забываем. Извините, но больше ничем помочь не могу.
— Ничего, — вздохнула госпожа Тан. Потом она внезапно подняла голову. — Инспектор, моя дочь! Что сталось с моей дочерью? — Нечеткие черты лица исказились. — Перл умерла из-за того, чем занимался Сюань, я уверена. Думаю, новым хозяевам Сюаня нужна была жертва. Я считаю, что она ею и стала.
— Не волнуйтесь, — успокоил ее Чэнь, и на этот раз он мог говорить откровенно. — Она не была жертвой в том смысле, о каком вы говорите, хотя, боюсь, вы правы насчет того, что именно ваш муж убил ее. Видите ли, она что-то узнала о том, чем он занимается. Но теперь она в безопасности. Она на Небесах, ее послала туда сама Гуаньинь. Я провожал ее.
Лицо госпожи Тан сморщилось, и она вцепилась в руку Чэня. Потом душевное страдание схлынуло с ее бледного лица.
— Тогда мне все равно, куда ведет моя дорога, — заявила она.
Чэнь бросил взгляд наверх. По пристани шел кто-то в сером. Гладкое и невыразительное лицо, вежливая улыбка и пачка документов в руках. Это был надзиратель, отвечавший за переход душ из одного мира в другой: Чэнь видел таких раньше. Он приблизился к месту, где сидел Чэнь, и произнес шепотом:
— Лили Тан? Вот ваша виза. — Передав ей клочок бумаги, он скользнул дальше, бросив умеренно любопытный взгляд на Чэня.
Призрачными руками госпожа Тан уверенно развернула клочок бумаги, однако одного взгляда Чэню было достаточно, чтобы понять: весть неважная и подкрепляет вызывающие слова, произнесенные ею раньше. Он сочувственно положил ей руку на плечо, а монахиня присела сбоку.
— Не переживайте, — пробормотала монахиня. — В Аду не так уж и плохо, возможно, вы и не пробудете там очень долго. Вы даже ничего не почувствуете, как снова переродитесь в этом мире и ничего не будете помнить.
Чэню показалось, что госпожу Тан не очень удалось убедить. Он собрался было привести свои доводы, но снова показался гладкий, передвигающийся скользящей походкой надзиратель.
— Скоро начнется посадка, — объявил он.
Повернувшись к Чэню, госпожа Тан схватила его за руку. Опустив глаза, он увидел, что суставы призрачных пальцев побелели, но он ничего не почувствовал.
— Инспектор, вы останетесь со мной, на ладье?
— Если получится, — ответил Чэнь.
Он поднялся, и отправился вслед за надзирателем. Дальше все происходило как в тумане: встающие перед ним, один за другим, образы, покрытая красным лаком громада корабля, покачивающегося над океаном тьмы, его собственные ноги, скользящие по трапу, и призрачный ветер в лицо. А потом через милостиво подернутые дымкой глубины страха вдруг открылись необъятные пространства галактик, порожденных в глубинах Вселенной, и звезды, разлетающиеся как зерна с мельничного жернова.
Потом, еще позже, кто-то грубо схватил его за руку.
— У вас нет правильных бумаг на посадку! — зашипел в ухо чей-то голос. — Вы должны немедленно покинуть ладью, и захватите с собой своего родственника!
Смутное воспоминание о протесте, все крепче сжимающиеся руки, головокружительный спуск... Чэнь падал. Показался полощущийся на вечном ветру флаг, башни из стали, костей и боли и бескрайнее красное небо, на котором не светило солнце.
33
Инари рывком села на кровати, ее колотила дрожь. Она глубоко вздохнула когда-то родной воздух Ада: запах старых благовоний, ненависти и крови, на который накладывались более тонкие ароматы чая и ночных лилий из сада. Ей снился сон, в котором Дао И утащил ее назад в преисподнюю и избивал своими гниющими руками... Она не сразу поняла, что это воспоминание, а не сон. А еще через миг до нее дошло, что проснулась она не от воспоминания. В комнате кто-то был.
«Чжу Ирж», — подумала Инари. Осторожно и стараясь не шуметь, она снова легла. Длинные когти на руках, мягко покоившихся на покрывале, согнулись, и, по мере того как они вытягивались, Инари чувствовала их острые кончики. Здесь, в Аду, в ее собственном мире, она с каждой минутой становилась все больше демоном, и ей это не нравилось. Не хотелось быть свирепым, страшным существом, стремящимся ощутить во рту вкус крови, ее отвращала собственная натура и все окружающие. Она хотела снова оказаться в плавучем домике, чтобы хлопотать по кухне и чтобы у ее ног вился барсук. Солнечный свет и соль, свежий чистый воздух... «Помни о том, кем ты стала, а не о том, кем ты когда-то была...» Но сейчас ей нужно было помнить о том и другом. Послышались крадущиеся по комнате шаги. Она перевернулась, вздохнув, словно в глубоком сне, а потом тихонько перекатилась обратно на спину. С громким шелестом раздвинулись шелковые занавеси. Инари пошевелилась и что-то пробормотала, всматриваясь полузажмуренными глазами.
Из-за занавесей показалась пара маленьких рук. Изящных, с длинными золотистыми когтями, закрученными в модные спирали, и привычным к темноте глазам Инари было видно, что они красные, как кровь. Длинные пальцы пульсировали и сгибались в непристойном предвкушении, а потом, словно по волшебству, из глубин рукава появился кусок черного шелка. Неизвестный чуть слышно судорожно сглотнул, чуть ли не хихикнул, и потянулся к ней с удавкой в руках. Инари бросилась в атаку: в бешенстве отскочив от края кровати, она молниеносно рубанула когтистой рукой, как плетью. Шелковые занавеси затрещали, и на кровать шлепнулось что-то мокрое: закрепленная на кости длинная полоса гниющей плоти, которая с шипением обратилась в пепел, как только коснулась покрывала. Сбросив с себя одеяло, Инари спрыгнула на пол. На этом существе было богато украшенное церемониальное платье. На спину волной ниспадали длинные волосы. Над остатками челюсти темнели огромные глаза, и теперь Инари было видно, что же она
