— Не согласитесь ли вы поработать для меня, если, конечно, это окажется мне по карману?
— Смотря что за работа.
— Я как раз собираюсь вам объяснить. Не могли бы вы узнать, кто этот человек?
— А почему именно я?
Она набрала в грудь побольше воздуха и решилась:
— Потому что я думала о том, как вы ловко выяснили, откуда он звонил. Вы справитесь. Я больше не выдержу, мистер Чатхэм. Я не могу обходиться совсем без телефона, но, когда он звонит, мне иногда кажется, что я вот-вот сойду с ума. Я не знаю ни кто он, ни откуда он говорит, — может быть, в эту минуту он смотрит на меня, я хожу по улицам, съежившись от страха…
Я вспомнил о том фарсе, который разыграл передо мной этот тупица Магрудер. «Никому не удавалось нанести человеку вред, позвонив ему по телефону…»
— Нет, — ответил я.
— Но почему? — беспомощно спросила она. — Денег у меня немного, но я готова без возражений уплатить вам любую сумму.
— Во-первых, потому что это дело полиции. А я не полицейский.
— Но частные детективы…
— Имеют лицензию. И тот, кто работает без лицензии, рискует навлечь на себя серьезные неприятности.
А во-вторых, только выяснить, кто он такой, — бессмысленно. Единственный способ его остановить — это собрать достаточно доказательств для того, чтобы отправить его в тюрьму или в сумасшедший дом, а это подразумевает рассмотрение дела в судебном порядке.
Что снова возвращает нас к необходимости обратиться в полицию и к окружному прокурору. Если они не захотят ради этого оторваться от своих кресел, значит, мы ничего не сможем поделать.
— Понятно, — устало ответила она.
Я ненавидел себя за то, что лишил ее последней надежды. Она была чертовски славной и очень ранимой, испытания, выпавшие на ее долю, были ей непосильны, и я чувствовал, что она относится ко мне с симпатией, если вообще можно доверять подобному впечатлению. Она была храброй, а это говорило о том, что в ней есть класс, другого слова я подобрать не мог, но силы ее были на исходе — она вот-вот могла сломаться. Я свирепо спросил себя, почему мне пришло в голову переживать о ее проблемах. Ведь я же решил, что мне нет до нее никакого дела.
— Почему бы вам не продать мотель и не уехать отсюда? — спросил я.
— Нет! — Меня поразила горячность в ее голосе.
Потом она немного успокоилась и объяснила:
— Мой муж вложил в мотель все, что у него было, я не хочу бросить все и бежать, как испуганная девчонка.
— Тогда почему вы не благоустраиваете территорию? Она выглядит настолько убого, что люди просто проезжают мимо.
Она встала:
— Я знаю. Но на это у меня просто нет денег.
«А у меня есть», — подумал я. К тому же я, очевидно, подсознательно искал себе что-то в этом роде, но с ней мне связываться не хотелось. Мне ни с кем не хотелось связываться. Такой уж у меня был период.
У двери она замешкалась:
— Значит, вы не хотите обсудить мое предложение?
— Нет. — Мне не понравилось, что она так откровенно надеется на меня, и мне хотелось раз и навсегда отделаться от нее и всех ее проблем. — Я знаю только один способ его остановить, если, конечно, смогу его вычислить. Но не станете же вы нанимать меня для того, чтобы я поколотил психически больного человека?
Ее передернуло:
— Нет. Какой ужас…
Я бесцеремонно перебил ее и продолжил:
— Не уверен, что смогу это сделать. Когда я работал в полиции Сан-Франциско, меня отстранили от должности за жестокое обращение, но тот человек, которого я избил тогда, был, по крайней мере, в своем уме. Мне кажется, это совсем другое дело, так что давайте оставим этот разговор.
Она снова нахмурилась, очевидно, в недоумении:
— Жестокое обращение?
— Именно так.
Она постояла еще несколько секунд, очевидно ожидая моих объяснений, и, поскольку никакого продолжения не последовало, сказала:
— Простите меня за беспокойство, мистер Чатхэм. — Потом вышла и закрыла за собой дверь.
Я возобновил изучение потолка. Он ничем не отличался от всех других, которые мне случалось разглядывать.