— Пока не знаю. До сих пор все зависело от времени. Мой единственный шанс — убраться из штата, и Редфилд это отлично понимает. Я смогу нанять хорошего адвоката и сопротивляться экстрадиции до тех пор, пока не вернется шериф. Но так просто он меня не выпустит. Я думаю, что все шоссе уже перекрыты.
— Ты думаешь, он способен на все?
— Сразу ясно, что это давно его мучит. Он так долго варится в этом, что уже не в состоянии увидеть правду, даже если бы и захотел. К тому же не думаю, что ему этого хочется. Связавшись с ней, он в какой- то мере потерял себя, что, очевидно, его вполне устраивает.
— Но зачем мы едем к Телли?
— У меня есть кое-какие догадки. Я думаю, он следил за мной…
— Что ты хочешь сказать?
Я прикурил для нас по сигарете. Здесь нас никто не мог увидеть.
— Телли — тот человек, который звонил тебе, я почти не сомневаюсь в этом. Это он нанял того парня, чтобы облить номер кислотой. Я думаю, что он участвовал в убийстве твоего мужа. И я почти уверен, что он — один из тех, кто охотится за мной. — Я объяснил ей, почему так думаю.
— Господи, — прошептала она.
— Мне кажется, что телефон для него — такое же привычное оружие, как кислота или дробовик. Я продолжал собирать все ниточки, которые указывали на него, но не мог в них поверить, потому что тот, кого мы искали, говорил на языке, по крайней мере, отдаленно напоминающем английский. До сегодняшнего вечера я не знал, что Телли может говорить не только на диалекте…
— Он отлично копирует.
— Я догадался. Расскажи мне все, что ты о нем знаешь.
— Наверное, его можно назвать местной знаменитостью, — начала она. — Везде только и слышишь его новые истории. Он специально ведет себя как слабоумный деревенский парень или какой-то пошлый клоун, я не знаю, зачем он это делает, потому что никто в это не верит. Вряд ли он получил какое-нибудь образование, но ум у него острый как бритва. Никто не сумел обойти его в деловых вопросах. Он продает и покупает, торгует недвижимостью в качестве посредника, но готов потратить три часа на разные ухищрения и уловки, чтобы выторговать себе обыкновенную авторучку.
Лет восемь назад он приехал из Джорджии. У него не было ничего, кроме дряхлого грузовичка, нагруженного бычками, которых он собирался продать. Я говорила тебе, по-моему, что у него есть теперь, — большая контора утильсырья, доля в доходах от кинотеатра, три или даже четыре фермы, на которых выращивают скот, и земельные участки вдоль шоссе.
В одном из принадлежащих ему домов живет он сам, а в остальных — его родственники. Он называет их родней. Никто не знает, сколько их, откуда они приезжают и куда уезжают потом, неизвестно даже, платит ли он им что-нибудь. Он не женат, так что в его доме всегда кто-нибудь гостит, не считая той испорченной девчонки, с которой он сейчас живет. Я не помню, чтобы когда-нибудь встречала его с женщиной, которая не выглядела бы так, как будто он нашел ее на помойке, к тому же все они такого возраста, что их можно принять за малолетних преступниц, — возможно, так оно и есть. Я думаю, психиатр пришел бы к выводу, что он боится женщин, может быть, даже ненавидит их, поэтому не хочет видеть рядом с собой такую, которую не мог бы унижать.
Все свои сделки он заключает в барах, но сам почти не пьет. Кто-то рассказывал мне, что его дом напоминает забегаловку — там есть автомат для кока-колы и проигрыватель. Я знаю, что можно включить проигрыватель, если ударить по нему кулаком, но в автомат для колы он требует бросать настоящие монеты. С другой стороны, говорят, что он привозит самогон и устраивает для всех бесплатные попойки. Но не веселые, а просто скотские — они пьют до тех пор, пока не свалятся. Сам он остается трезвым и наблюдает за тем, как окружающие его люди превращаются в скотов. Я думаю, после всего, что я рассказала, тебе ясно, что я его не выношу.
— Наверное, на это есть серьезные причины. Я думаю, он пытался свести тебя с ума или хотел добиться, чтобы ты серьезно заболела просто потому, что собирался купить твой мотель за символическую цену.
Не сомневаюсь, — с его точки зрения, это совершенно нормальный поступок.
— Билл, может быть, за это он и пытался тебя убить?
— Не знаю. Надеюсь, что причина была другая.
Ты не знаешь, его когда-нибудь задерживала полиция? Я имею в виду — за уголовные преступления?
— Нет, я ничего об этом не слышала. А почему ты спрашиваешь?
— Просто предполагаю. Я скажу больше, когда доберусь до телефона.
— Где, — недоверчиво спросила она, — где ты собираешься искать здесь телефон?
— Ну, думаю, мы сможем позвонить от Перла.
— Но…
— Я догадался, когда меня снова обвели вокруг пальца с помощью телефонного звонка. Что скажешь, если мы изменим тактику и перейдем в наступление?
Терять нам нечего, что бы мы ни сделали, хуже не будет.
— Я согласна.
— Надень туфли без каблуков и пошли.
Двухэтажный дом стоял среди небольшой дубовой рощицы в двух сотнях ярдов от дороги. Свет горел только в одном окне, справа. Дом окружала голая утоптанная земля, и никакого забора вокруг этого двора я не заметил. Я взял ее за руку, и мы тихо обошли вокруг дома, изучая местность. На задней стене дома тоже светилось только одно окно. Может быть, это была одна и та же комната. Я старался не
