Без твоей любви
Мне не светит солнце с небес.
СТЭНЛИ. Милая, все это проверено, комар носа не подточит. Но погоди, дай досказать. Вся беда Белой Дамы в том, что в Лореле уже не разгуляешься — там ее давно раскусили. Гульнут с ней раза два-три да и возьмутся за ум — хватит… так и шла по рукам, и каждый раз — начинай сначала: вечно та же комедия, те же ужимки, та же чушь собачья. А городишко-то слишком тесен, чтобы вся эта волынка тянулась бесконечно. И вот стала притчей всего города. Сначала она просто слыла за слабоумненькую, за городскую дурочку.
А последние два года — за гулящую девку. Вот потому-то твоя сестрица, эта путешествующая принцесса крови, и пожаловала этим летом на гастроли к нам — потому что мэр попросту велел ей избавить город от своего присутствия. Да, еще. Там, знаешь, под Лорелом военный лагерь… так вот, ваш дом, по милости твоей сестры, был занесен в список мест, куда солдатам заглядывать запрещается.
БЛАНШ (поет).
В цирке море — из бумаги.
В цирке пламя — без огня, —
Все бы стало настоящим,
Если б верил ты в меня.
СТЭНЛИ. Вот тебе и утонченная натура, вот она — эта избранная и несравненная… Но это еще не все, дальше — больше: ложь номер два!
СТЕЛЛА. Не хочу! Хватит… чтоб уши мои не слышали!
СТЭНЛИ. Ей теперь уже не вернуться к преподаванию. Да бьюсь об заклад, она, уезжая, и не думала возвращаться в Лорел! Ведь она оставила школу не по собственному желанию, не временно и не из-за нервов. Нет, шалишь! Ее с треском вышибли, не дожидаясь конца учебного года; и за что — говорить противно. Спуталась с семнадцатилетним мальчишкой!
БЛАНШ (поет).
Цирк сверкает мишурою,
Мнимой роскошью дразня…
СТЕЛЛА. Меня просто мутит ото всего этого…
СТЭНЛИ. Ну, а папаша пронюхал и — к директору школы. Эх, братцы, вот бы очутиться у того в кабинете, когда Белой Даме читали мораль. Вот посмотреть бы, как она крутилась! Да не тут-то было: так взяли за жабры — сразу поняла; допрыгалась. Ей порекомендовали смываться подобру-поздорову, куда- нибудь, где ее еще не знают. По существу — высылка в административном порядке.
БЛАНШ (выглянула из ванной, голова повязана полотенцем). Стелла!
СТЕЛЛА (в изнеможении). Да, Бланш?
БЛАНШ. Еще одно полотенце, для волос. Только что вымыла.
СТЕЛЛА. Сейчас. (Идет к ней с полотенцем.)
БЛАНШ. В чем дело, родная?
СТЕЛЛА. А что? Почему ты спрашиваешь?
БЛАНШ. У тебя такое странное выражение лица!
СТЕЛЛА. А-а… (Попыталась засмеяться.) Устала немножко, наверное, вот и все.
БЛАНШ. Тебе надо принять ванну, когда я кончу.
СТЭНЛИ (из кухни). А вы когда-нибудь кончите?
БЛАНШ. Очень скоро, не бойтесь… Недолго вашей душе томиться.
СТЭНЛИ. Да я не о душе и беспокоюсь — о почках!
Ну, что скажешь?
СТЕЛЛА. Не верю я — басня. А ваш снабженец подлец и негодяй — иначе не трепал бы языком. Да, вполне возможно, в его россказнях какая-то доля правды есть. Да, моя сестра небезупречна, наша семья хлебнула с ней горя, и я отнюдь не во всем ее одобряю. Она всегда была ветреной…
СТЭНЛИ. Ах, ветреница!
СТЕЛЛА. Но в юности, совсем еще девочкой, она прошла через такое испытание, которое убило все ее иллюзии!
СТЭНЛИ. Ну да — испытание!
СТЕЛЛА. Да. Я говорю о ее замужестве, ведь она вышла замуж почти ребенком! За одного мальчика, который писал стихи. Поразительной красоты был парень. Мне казалось, Бланш не то что любит его — боготворит саму землю, по которой тот ступает! Была без ума от него, считала его верхом совершенства, недоступным простым смертным. А потом… потом узнала…
СТЭНЛИ. Что?
СТЕЛЛА. Красивый, талантливый юноша оказался выродком. Этого твой снабженец тебе не докладывал?
СТЭНЛИ. Ну, мы в далекое прошлое не заглядывали. Что это, старая история?
СТЕЛЛА. Да… Старая история…
СТЭНЛИ. Сколько свечек будет в этом торте?
СТЕЛЛА. Остановимся на двадцать пятой.
СТЭНЛИ. Ожидаются гости?
СТЕЛЛА. Мы пригласили Митча.
СТЭНЛИ (чуть смутился. Не спеша раскуривает новую сигарету от только что докуренной). На Митча, пожалуй, сегодня лучше не рассчитывать.
СТЕЛЛА (замерла с очередной свечкой в руке, медленно поворачивается к Стэнли). Почему? Что это значит?
СТЭНЛИ. Да Митч мне все равно что брат. Вместе трубили в двести сорок первом саперном. Работаем на одном заводе. Играем в одной команде. Да ты подумала, какими глазами я смотрел бы на него, если бы…
СТЕЛЛА. Стэнли Ковальский, ты рассказал ему, что…
СТЭНЛИ. Еще бы, черт побери, конечно, рассказал! Да меня бы совесть мучила до конца дней моих, знай я такое и допусти, чтоб моего товарища поймали!
СТЕЛЛА. Митч порвал с ней?
СТЭНЛИ. А ты сама разве бы не…
СТЕЛЛА. Я спрашиваю о Митче — порвал он с ней?
БЛАНШ (поет громче. Голос ее звонок, как колокольчик.)
Все бы стало настоящим,
Если б верил ты в меня.
СТЭНЛИ. Нет, не думаю — не обязательно порвал. Но теперь он знает, что почем. Вот и все.
СТЕЛЛА. Стэнли, ведь она думала, что Митч… женится на ней. Я тоже надеялась.
СТЭНЛИ. Нет. Не женится. Может, раньше и собирался, но теперь… не станет же он кидаться на этот гадюшник. (Встал.) Бланш! Эй, Бланш! Вы разрешите мне войти наконец в мою — мою! — ванную? (Пауза.)
БЛАНШ. Слушаюсь, сэр. Вот только секундочку подсохнуть — потерпите?
СТЭНЛИ. Прождав битый час, секундочку, конечно, можно… если она не затянется.
СТЕЛЛА. И ее уже никуда не возьмут учительницей! Ну, что же ей делать, что с ней будет?
СТЭНЛИ. Так она у нас до вторника. Как было условлено, ты ведь не забыла? А чтобы не было никаких
