— Спасибо.
— Как они себя чувствуют?
— Сейчас лучше.
— Знаешь, я бы боролась за него. Если бы ты вернулась и сказала, что Пол тебе нужен, я бы стала бороться.
Если уж Кэтрин, мягкая, безотказная Кэтрин, стала бы бороться за Пола, то что, скажите на милость, мешает Одри бороться за Витторио? Только нужно делать это с головой на плечах, не поддаваясь вспышкам ребяческого гнева. В самом деле, почему она позволила Патриции говорить за Витторио? Неужели она всерьез поверила, что у Витторио не хватило духу поговорить с ней самому? Затмение на нее нашло, что ли? Если бы не ее вспышка, сейчас они могли быть на озере…
— Что? — Голос Кэтрин вывел Одри из задумчивости.
— Я спросила, не хочешь ли ты взглянуть на животных перед отъездом.
— О да, конечно!
Грустно усмехнувшись, поскольку ей уже не терпелось уехать, Одри прошла к клеткам, стоявшим вдоль стены хирургического кабинета. Все звери выглядели здоровыми и довольными, кроме одного лисенка.
— Похоже, он не жилец, — печально сказала Одри.
— Да. Будет милосерднее усыпить его.
— Да. — Глядя на облезлое маленькое животное глазами, полными тоски и боли, Одри закусила губу и кивнула. Ее здесь не желали, считали лишней, а она хотела быть нужной и нуждалась в любви. В любви Витторио.
— Мой фургон все еще стоит возле сарая?
— Да. Мы не знали, куда его перевезти.
— Ничего страшного. Пожалуй, я зайду туда, заберу свои вещи, а перед отъездом отдам вам ключи. Если вы с Полом продадите фургон…
— Да, конечно. Я тебя ужасно люблю, Одри, — вдруг выпалила Кэтрин. — Но…
— Знаю. — Она действительно знала это. Одри порывисто обняла подругу, пожелала ей счастья, поблагодарила за все, что та для нее сделала, и заторопилась прочь.
— Одри… — окликнула Кэтрин. — Ты будешь звонить? Мне бы хотелось знать, как сложатся твои дела. Я не собиралась… Я просто…
— Я понимаю. Надеюсь, у вас с Полом все будет хорошо.
— Обязательно.
— Да. Я тоже так думаю.
— Может быть, отвезти тебя к фургону?
— Нет, тут недалеко. Прогулка пойдет мне на пользу.
Как странно, думала Одри по дороге, она прожила здесь большую часть жизни, но сейчас все казалось ей незнакомым и чужим. И сама она была здесь чужой. Прошлое, которому больше не стать настоящим. Она никогда раньше не замечала, как зелена Англия; это казалось само собой разумеющимся…
Прошел день, другой, третий, миновала неделя, Одри все больше и больше тосковала по Италии, тосковала по теплу, смеху, экспансивным жестам и энергичности итальянцев. Оказывается, сама того не сознавая, она сильно изменилась. Стала другим человеком.
Но больше всего она тосковала по Витторио — по его запаху, теплу тела, вкусу губ. По его крепким объятиям. Так почему же она медлит? Боится возвращаться? Боится последствий? Нет, это никуда не годится. Собирайся, Одри, сказала она себе.
А когда вещи были собраны и уложены, Одри обвела взглядом то, что так долго было ее домом, и горько усмехнулась. Все ее добро уместилось в двух чемоданах.
Она заперла фургон, донесла чемоданы до лечебницы, отдала Кэтрин ключи и записку с номером счета в банке, на который следовало перевести деньги от продажи фургона, вызвала по телефону такси, поцеловала Кэтрин на прощание и пожелала ей всего хорошего.
— Ты больше не вернешься в Англию?
— Нет. — Если Витторио прогонит ее, она все равно не вернется. Пора менять место. Давно надо было это сделать. Наверное, она наконец повзрослела. В Италии тоже были ветеринарные лечебницы, в которых можно работать. Если понадобится, ей поможет устроиться Рико или кто-нибудь из его многочисленной родни. Но сначала придется выучить язык…
Восемь часов спустя Одри поставила чемоданы на крыльцо и позвонила в дверь Витторио. Десять часов вечера — не самое удачное время для визита, но… Живот сводило судорогами, ладони вспотели. Она ждала.
Дверь открылась. На пороге стоял Витторио — высокий, красивый, сероглазый… Казалось, он ничуть не удивился. Только внимательно оглядел ее с головы до ног, пытаясь сохранить невозмутимость. Витторио держал в руке книгу, заложив ее пальцем. Серый поношенный свитер с засученными рукавами, старые джинсы обтягивали длинные ноги, ступни босые… Никогда он не был ей милее, чем в эту минуту. Одри чувствовала, что любит его до дрожи, и не могла вымолвить ни слова.
Витторио продолжал изучать ее лицо.
— Ты войдешь? — наконец врастяжку спросил он.
— Если хочешь… — тихо промолвила она.
— Если хочу? После худшей недели в моей жизни? — самым обыденным тоном спросил Витторио, не торопясь положил книгу, втащил Одри в прихожую и закрыл дверь.
Секунду спустя открыл ее, забрал чемоданы и закрыл снова. Потом поставил чемоданы на пол, схватил Одри за руки, закинул их к себе на шею и обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.
Закрыв глаза и ничего не видя, Одри прижалась губами к губам Витторио и вцепилась в него, словно боялась упасть. Боже, как хорошо было опять оказаться в его объятиях… А он снова и снова целовал ее — жадно, страстно и так отчаянно, словно умирал с голоду.
— Как ты долго… — нежно проворчал он.
— Ты знал, что я вернусь? — едва пролепетала трепещущая Одри. — Правда?
— Нет. — Он ослабил объятия, слегка отстранился и осторожно спросил: — Все в порядке?
— Да. Я видела Кэтрин.
Витторио заморгал и насмешливо протянул:
— Не вижу связи…
— Я думаю, они с Полом поженятся.
— Прекрасно. Надеюсь, это случится скоро.
Напряжение понемногу отпускало Витторио, его улыбка стала лукавой.
— Я должен был бы возненавидеть тебя.
— Потому что я уехала?
— Да.
— И как, возненавидел?
— Нет.
— Ты все сделал для того, чтобы я не осталась.
— Знаю.
— Тебе не надоели мои преследования?
— Нет, Одри. На этот раз я хотел, чтобы меня поймали.
— Хорошо. Тогда пойдем в постель.
— И тебе не стыдно?
— Стыдно, но я больше не хочу терять время. Ты ведь хотел, чтобы я вернулась?
— Хотел — не то слово!
Одри улыбнулась.
— А как бы ты поступил, если бы я решила остаться в Англии?
— О, — протянул он, — я прилетел бы в Англию, осмотрел захваченный тобой участок, излазил его
