Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота

Сверху до него доносились песни разных крылянок , которые жили на высочайших вершинах Стародавней Дубравы. Других звуков жизни, кроме мягкой поступи его почти беззвучных лап, не было.

Внезапно даже птицы умолкли. Раздался одинокий, резкий стучащий звук, и Хвосттрубой замер. Звук пробудил короткое эхо и исчез, мигом впитавшись в хаос лесного подстила. Потом с высоты послышалась быстрая пугающая стукотня: ток! ток-ток! ток-ток! ток-т-ток! Постукивание, нарастая, пробегало от дерева к дереву, возникая где-то у него над головой и разбегаясь далеко по лесу.

Опасливо понюхав воздух, подняв усы торчком, Фритти медленно двинулся вперед, мельком поглядывая вверх, в просветы среди плотной листвы.

Он осторожно переступал через гниющее бревно, когда снова прозвучал резкий «ток!», и он в тот же миг ощутил колющий удар в затылок. Завертелся, выпустив когти, но сзади ничего не обнаружил.

Еще один острый удар в правую переднюю лапу снова закружил его волчком, а повернувшись, он в третий раз почувствовал жестокую боль — в боку. Вертясь туда-сюда, не в силах найти источник болезненных ударов, он угодил под град мелких твердых предметов, которые поражали его сверху. Повернул назад — рыча от страха и тревоги — и получил еще очередь, на сей раз сзади.

В панике Фритти сдался, побежал, и тотчас снова началась громкая стукотня — теперь, казалось, со всех сторон сразу. Густо и быстро залетали колючие снаряды. Пытаясь спрятать голову и защитить глаза, он побежал прямо к сучковатому подножию дуба и рухнул на суглинок, где на него тотчас обрушился новый свирепый дождь снарядов. Съежившись, он наконец разглядел, чем его бомбардировали — камешками и твердыми орешками. Попаданий сразу стало чересчур много. Словно обложенный стаей кусачей мошкары, он метнулся назад в подлесок. Едва он пытался выбрать какой-нибудь путь, ливень каштанов и мелких камешков непременно гнал его вспять — всегда в одном и том же направлении.

Стараясь угнездиться под кустом ежевики, он ощутил, что лапы его нежданно повисли в пустом пространстве. Потеряв равновесие, он повалился вниз головой.

Скользнув над обрывом и уловив внизу, на страшном расстоянии, быстрый проблеск пересыхающей речной старицы, он резко скрючился, сумел ухватиться за ежевичный куст и замедлить безудержное падение. Вцепился в колючие ветки уже всеми четырьмя лапами, зубами, хвостом — и обнаружил, что ненадежно висит, качаясь над пропастью, и только ежевика между ним и долгим, долгим падением.

Какой-то миг он висел, обезумев от неожиданности и ужаса. Ток! Ток-тока-ток! — и его приветствовал следующий залп орешков и камешков. Фритти жалобно взвыл.

— За что вы — мяу! — обижаете меня-яу?! — закричал он и был награжден лесным орехом по чувствительному розовому носу. — Я никому здесь не сделал вреда! За что вы оби… яу! — обижаете меня?

Ответом была еще одна быстрая очередь стука, после чего наступила тишина. И сверху, с деревьев, донесся пронзительный прерывистый голос:

— Нет-вред он-бред?! — Голосок был высокий, тоненький, сердитый. — Ложь-врешь-кош! Ты-ты! Ты у- бий-ца! При-шел здесь на охоту, убить! Ложь-кош-врешь!

Хотя он говорил быстро и возбужденно, Фритти неплохо понимал его Единый Язык. И изо всех сил старался получше ухватиться за корни.

— Скажите, что я такого сделал?! — взмолился он, надеясь тем временем вновь обрести безопасность: край обрыва был рядом, лапой подать. На деревьях сразу возобновился непонятный стрекот; стучащий шум снова был прерван голосом:

— Мы не просто орехо-брос, нет-нет. Нехорош, ох-нехорош кош, народ Рикчикчик не для тебя, ведь ты- ты дур-дур и надоед, о нет-нет!

Рикчикчики! Беличий народ! Даже свисая на кончиках когтей с ежевичного куста, Фритти на миг удивился. Известно, что они всегда тарахтят, надоедливо бранятся и даже яростно сражаются, когда их загоняют в угол, — они храбрейшие и сильнейшие из Писклей. Но целой оравой напасть на одного из Племени, на того, кто к ним даже не подкрадывался? Неслыханно!

— Послушайте, мурдрые Рикчикчики! — крикнул Фритти. У него устали когти. — Послушайте меня! Я знаю, ваш и мой род — враги, но это законно! Все мы такие, какими созданы. Но я обещаю, что не буду досаждать вам или разорять ваши гнезда. Я ищу друга и не стану здесь ни есть, ни охотиться! Клянусь Первородными! — Он напряженно ждал ответа, но деревья безмолвствовали.

Чуть погодя большая коричневая белка спустилась по стволу осины — неторопливо, вниз головой — и остановилась менее чем в двух прыжках от рискованно подвешенного Фритти. Рикчикчик казался разгневанным, его губа вздернулась, обнажив длинные передние зубы, но весь он был вчетверо меньше Фритти, который восхитился его храбростью.

— Хвост, зуб, ложь, вот что есть кош! — Рикчикчик говорил еще сердито, но уже медленнее, и его легче было понять. — Кош веры нет. Кош хвать-хвать миссис Чикли. Ох-нехорош-кош!

— Клянусь, я никого не трогал! — жалобно крикнул Хвосттрубой.

— Много зуб-коготь-хвост нападают на гнезд! Как-раз-сей-час у-бий-ца кош хвать-хвать мою чику, мою подругу. Она схвач-схвачена! Порченые семечки — краденые орешки! Ужас, ужас!

Боль пронизывала лапы Фритти и казалась ему немыслимой. Он осторожно протянул лапу к краю обрыва, чтобы уменьшить напряжение в задних ногах. Камешек с дерева ударил по ищущей лапе — он чуть не разжал хватку, отдергивая ушибленную ногу. Пронзительный хор беличьих голосов из листвы требовал крови.

Он попытался сосредоточиться на том, что говорила коричневая белка.

— Ты имеешь в виду, что какой-то кот схватил твою подругу прямо сию минуту? И поблизости?

— Птичьи косточки! Ужас, горе-горе мне! Бедная миссис Чикли! Она пой-пой-мана!

Фритти воспользовался случаем:

— Послушай меня! Пожалуйста, не кидайся камешками! Я в твоей власти. Попытаюсь спасти твою подругу, если только ты дашь мне выбраться отсюда. Ты мне не веришь… Ступай к себе на деревья, и если я попробую удрать или навредить тебе — можешь швырять в меня валунами, тыквами, чем угодно! Это твоя единственная возможность спасти ее.

Выпрямив хвост и трепеща, большая коричневая белка остановила на нем блестящий взгляд. На миг все замерло, как в живой картине: оцепеневшая белка и небольшой рыжий кот, гримасничающий от боли и повисший на кусте на грани падения. Рикчикчик заговорил:

— Ты иди. Спаси чику и гуляй-гуляй. Слово мастера Трескла. Клятва Святого Дуба. Иди-иди. Мы поведем тебя.

Прыгая и карабкаясь, мастер Трескл скрылся вверху в листве. Хвосттрубой осторожно подтянулся туда, где мог лучше уцепиться, коснулся задними лапами корней ежевики и прыгнул к спасению. Он оказался слабее, чем думал. Когда выбрался на твердую землю, мускулы его трепетали, и на мгновение он прилег, задыхаясь. Рикчикчики взволнованно шумели в листве. Преодолевая боль, Фритти поднялся на ноги, и щебечущие голоса повели его вперед.

На опушке рощи черных дубов Рикчикчики остановились. Хвосттрубой наконец увидел, что произошло.

Одно из старых деревьев давным-давно свалилось, образовав огромную арку. Из-под нее слышался перепуганный крик белочки и доносился запах кого-то из Племени. Дубовое укрытие защищало кота так, что он мог без помех закончить свою забаву, недосягаемый для камешков и орешков мстительных Рикчикчиков.

Ползком, медленно и осторожно, Фритти обогнул копну мертвых корней, свисавших с основания упавшего дерева. Он ведь собирался уговорить другого кота отказаться от законной добычи, — значит, должен был начать почтительно и осторожно. Поэтому он, чтобы не встревожить, позвал, проходя под арку:

— Приятной пляски, брат-охотник, — и остановился, не дойдя до соплеменника.

Миссис Чикли, панически выкатив глаза, лежала пригвожденная под лапой большого кота песчаного цвета. Охотник вопросительно поднял голову, когда Фритти приблизился. Это был Ленни Потягуш.

— Ну и ну! Юный Хвосттрубой! — Потягуш не поднял лапу, не снял ее с охваченной ужасом белочки,