Река голубого пламени

людей, кроме него) уже много-много лет не существует.

Феликс Жонглер был самым старым человеческим существом на Земле. В этом он не сомневался. Он пережил обе мировые войны предшествующего столетия, стал свидетелем возникновения и распада коммунистических держав Востока и видел, как поднимались города- государства вдоль Тихоокеанского побережья. Его состояние, начало которому было положено в Западной Африке на бокситах, никеле и сизале, с годами выросло, распространившись на промышленные отрасли, о которых его отец Жан-Луи не мог даже и мечтать. Однако богатство самовозобновлялось, а сам Жонглер — нет. И когда предыдущий век и тысячелетие стали историей, агентства новостей (те, что посмелее) приготовили некрологи, в которых упор был сделан на тайны и необоснованные предположения, окружавшие его долгую карьеру. Но некрологи остались невостребованными. В десятилетия, последовавшие за началом нового века, он отказался от каждодневного использования умирающего тела в пользу существования в виртуальном пространстве. Жонглер замедлил свое физическое старение, помимо прочего, посредством экспериментальных криогенных методик, и когда средства виртуальности значительно усовершенствовались (во многом благодаря исследованиям, субсидированным из его собственных денег и денег его единомышленников), Феликс Жонглер начал вторую жизнь.

«Как настоящий Осирис, — подумал он. — Повелитель Западного Горизонта, умерщвленный своим братом, а затем воскрешенный своей женой к вечной жизни. Властелин жизни и смерти».

Но даже у богов случаются дурные сновидения.

— Велик тот, кто дарует жизнь зерну и зелени, — распевал кто-то рядом. — О Повелитель Двух Земель, могущественный в славе и бесконечный в мудрости, прошу тебя, услышь меня!

Осирис отнял руки от лица — как долго он так просидел? — и хмуро взглянул на жреца, извивающегося на животе у подножия ступеней. Иногда созданные им ритуалы раздражали даже самого бога.

— Можешь говорить.

— О божественный, мы получили депешу от наших собратьев из храма твоего Брата, Темного, Обожженного, Красного и Изначального. — Жрец уткнулся лицом в пол, как будто даже говорить об этом существе ему было больно, — Они желают безотлагательно пригубить твоей мудрости, о Великий.

Сет. Иной.

Жонглер (нет, он снова был полностью Осирисом и нуждался в доспехах божества) выпрямился на троне.

— Почему мне не сообщили сразу?

— Они только сейчас сказали это нам, Повелитель. Они ждут твоего божественного дыхания.

Никто не стал бы прерывать его медитации ради проблемы, имеющей отношение лишь к симуляции (это было немыслимо), поэтому Жонглер знал, что это, должно быть, инженеры.

Осирис подал знак, и в воздухе перед ним открылось окно. На полсекунды он увидел взволнованное лицо одного из техников храма Сета, затем изображение застыло. Голос техника перешел в свист и умер, потом послышался снова, потрескивая, как радиосигнал во время солнечной активности.

— …Нужно больше… показания… пожалуйста, дай нам… — Голос оборвался и уже не вернулся.

Бог был обеспокоен. Ему придется их навестить. И обычного времени на подготовку не будет. Но ничего не поделаешь. Грааль — вообще всё!! — зависело от Иного. И лишь он один из всего Братства осознавал, сколь шатким было это основание.

Осирис снова подал знак. Окно исчезло. Отряд жрецов, несущих что-то громадное и плоское, поспешно выступил из тени в задней части большого зала и направился вперед. Остальные жрецы поспешно расступались, но некоторые не успели и были сбиты и затоптаны теми, кто нес тяжелую ношу. Осирис глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, найти центр спокойствия, место, где проблемы были решены и сама смерть так часто оставалась в дураках, пока два ряда жрецов поднимали перед ним отполированное бронзовое зеркало, кряхтя от его неимоверной тяжести.

Осирис встал и принялся смотреть, как поднимается навстречу его отражение, даже в такой момент с удовлетворением созерцая величие Повелителя Запада, стоящего у своего трона. Он направился вперед, пока перед ним не осталось только бронзовое отражение, замер на последний миг и вошел в зеркало.

Храм был пуст, если не считать полдюжины мужчин в пустынно- бледных хламидах. Жрецы-техники так расстроились, что ни один не устремился пасть ниц при появлении Осириса, но сейчас Бог отложил свое неудовольствие.

— Я не смог разобрать ваше сообщение. Что случилось? Главный инженер указал на дверь погребальной камеры:

— Мы не можем попасть внутрь. Оно… он… нас не пускает. Осирис отметил, что мужчина выглядит странно напряженным, а его энергия была почти лихорадочной.

— Ты говоришь метафорически?

Жрец покачал головой:

— Он сопротивляется общению, но его показания очень и очень слабы. Пугающе слабы. — Техник вздохнул и провел рукой по волосам, которых не было на его бритоголовом симе. — Это началось около часа назад, очень быстрый спад. Вот почему Фрайман пытался связаться, просто посмотреть, сможет ли он еще это делать… Или он… не знаю, как бы вы это назвали… болен? — Голос жреца снова дрогнул, как будто в любую минуту он мог рассмеяться или разрыдаться.

— Кто-нибудь, кроме меня, говорил с ним?

Теперь голова жреца мотнулась более выразительно:

— Фрайман пытался. Я сказал ему, что мы должны подождать, пока вы не прибудете сюда. Но он обладал большим приоритетом на внутреннем центре управления и отменил мой запрет. Он вышел на прямую линию и попытался установить голосовую связь.

— И ничего не произошло?

— Ничего? Нет, кое-что определенно произошло. Фрайман мертв.

Бог на мгновение закрыл глаза. Так вот в чем причина такой взбудораженности техников. Неужели ему придется иметь дело с двумя чрезвычайными ситуациями одновременно — вспышкой гнева со стороны Иного и мятежом среди наемных лакеев?

— Рассказывай.

— А рассказывать почти нечего. Просто… он открыл линию. Спросил, там ли Иной. Хочет ли оно… простите, хочет ли он чего-нибудь. Потом Фрайман издал странный звук и просто… остановился. Его сим оцепенел. Кензо вышел в офлайн и обнаружил Фраймана на полу в его офисе, из носа и уголков глаз шла кровь. Обширное кровоизлияние в мозг, насколько мы можем судить.

Осирис сдержал невольное ругательство; не подобало привносить в его собственный мир иное божество, даже если это всего лишь упоминание имени.

— Кто-нибудь этим занимается?

— Этим? — Техник издал приглушенный смешок. — Вы имеете в виду Фраймана? Да, мы вызвали службу безопасности. Если вы говорите о другом «этом», то никто из нас и близко к нему не подойдет. Он нас убедил. Он не хочет говорить с нами, а мы не хотим говорить с ним. — Снова смешок, грозящий перейти в нечто иное. — Такое в служебных обязанностях не предусмотрено, знаете ли.

— Да возьми ты себя в руки. Как твое имя?