Энтони обрести хоть какую-то внутреннюю опору. Что-то происходило, и он должен понять, что именно. Он чувствовал себя так, словно двигался против сильного ветра, он удерживал равновесие инстинктивными силами своего духа, он не сражался с этим могучим воздействием, но удерживал внутреннюю оборону. В предельном напряжении Энтони смутно услышал звук торопливых шагов и понял, что Квентин убежал, но сам не мог пошевельнуться. Теперь он не смог бы помочь уже никому: что-то ужасно давило на него и мешало дышать, но, несмотря на то, что чуждая сила завладела им, он все же стоял, не падал и даже старался подстроиться под ритм движений льва. «Если это внутри меня, я с этим справлюсь», — беззвучно крикнул он самому себе и тут же ощутил возвращение утраченной свободы.
На него обрушились воспоминания. Время сделало шаг назад, и Энтони словно провалился в последний год войны. Он опять сидел в кабине своего истребителя и смотрел вниз на широкую полосу побережья. Только на этот раз под крылом самолета не было заметно ни малейших признаков человеческой деятельности; только лес, равнина, река и гигантские ящеры, медленно воздвигавшиеся из воды. То там, то здесь на мгновение появлялись и исчезали другие огромные твари. Еще одно крылатое существо пронеслось над ним — но на этот раз он успел заметить омерзительную тень, выглядевшую издевательством над ясным небом. Его машина неслась к земле, а он не мог вмешаться в это гибельное движение. Он погружался в доисторический мир; далеко впереди ждала громыхающая пустота, а позади мир стремительно превращался в тот, другой. Был ужасный миг, когда оба мира слились: мамонты и динозавры бродили среди живых изгородей английских полей, и в этом смешанном видении он почувствовал, как машина легко приземлилась, пробежала по полосе и остановилась. Нет, это была не машина, он не вылез из кабины, но почему-то лежал на земле, глубоко вдыхая смесь ужаса, благодарности и спасения. Первые признаки знакомого внутреннего спокойствия помогли пошевелиться. Энтони с удивлением обнаружил, что лежит ничком на краю дороги; он приказал себе собраться и сел.
Не было ни льва, ни Квентина. Энтони поднялся на ноги; вся округа была тиха и безлюдна, только высоко над ним крылатое нечто выписывало круги под палящим солнцем.
Глава шестая
РАЗМЫШЛЕНИЯ ЭНТОНИ
Энтони вернулся в Сметэм другой дорогой. Он очень устал. Но вымотал его не долгий путь, а внутреннее противостояние в борьбе с нечеловеческой силой. Некоторое время он приходил в себя, потом волновался за Квентина. С вершины холма он его так и не увидел, и непонятно было, куда побежал Квентин. Конечно, Энтони слышал, как он убегал… Но ведь могло случиться и так, что Квентин не выдержал встречи с теми силами, которые появились в мире, или правильнее было бы сказать (если Фостер прав), во владение которых переходил внешний мир. Мысль о Фостере напомнила ему о другом: Фостер что-то говорил о тех, кто ненавидел олицетворенные Идеи и пытался убежать от них. По словам Фостера, их преследовали… Ну как такое может быть? Что, вот по этим мирным холмам, по спокойным полям и лугам золотой властелин будет гоняться за обезумевшим от страха Квентином? Квентин испугался, а значит, не смог ни найти себе убежища, ни возвести хоть какое-то препятствие между собой и своей судьбой. Мысли об этом расстраивали Энтони, пока он брел к городу. К сожалению, сейчас ничего нельзя было сделать. Во-первых, он слишком устал, во-вторых, надо посидеть в покое и подумать, что же все-таки случилось там, на холме. В-третьих, Энтони как всегда разрывался между необходимостью выручать Квентина и спасать Дамарис.
Придя домой, он помылся, отдохнул, поел, а затем, почувствовав себя намного лучше, вышел покурить и подумать.
Был еще ранний вечер, неподалеку играли в теннис, но скоро все пойдут обедать. Энтони нашел в тихом уголке раскладной стул, сел, закурил и принялся размышлять. В уме он расположил вопросы по порядку. Всего их набралось шесть.
1. Произошло ли «это» на самом деле?
2. Почему «это» произошло?
3. Что может произойти теперь?
4. Как это может повлиять на Дамарис?
5. Что происходит с Квентином?
6. Что он сам думает предпринять по этому поводу?
На первый вопрос он не потратил и секунды. То, что он видел, было для него настолько же реальным, как и все, что он когда-либо видел. Кроме того, Тиге бросил собирать бабочек, Фостер приходил и говорил с ними, а Квентин убежал — «это» было замешано во всех перечисленных событиях. Если ничего «этого» не было, тогда Квентин прав, и все они вместе сходят с ума. То, что большинство обитателей Сметэма ничего об этом не знало и не поверило бы этому, сейчас не важно. Он мог действовать на основании лишь своего собственного опыта, и его действия должны, настолько, насколько возможно, согласовываться с этим опытом. Значит, «это» произошло. Но почему? Или, говоря иначе, что именно происходило? Здесь у него не было собственной гипотезы и приходилось пользоваться гипотезой Фостера: между миром живых Идей, существующих в своем собственном бытии, и настоящим миром возникла брешь. Тогда получалось, что львица — отсюда, а лев — оттуда? Впрочем, если миры взаимопроникают друг в друга, то в сознании человека то же самое происходит с материальным образом и нематериальной идеей. За этим первым проникновением последовали другие, другие принципы нашли свои символы и овладели ими, немедленно втягивая в себя все символы, которые попадали в зону влияния. Нельзя предугадать, насколько эти проявления будут заметны людям: они с Квентином видели льва, он и Тиге — бабочку. Но Фостер рассказал, как одна женщина, только одна, крикнула, что видит змею, которую сам Фостер не видел. В чем же тогда разница? Размышляя над этим, ему внезапно пришло в голову, что змеи в Англии не так распространены, как бабочки, и что лишь исключительный случай выпустил львицу на деревенскую дорогу. Возможно ли, что эти силы незримы до тех пор, пока не находят свой образ? Незримы, по крайней мере, для обычного глаза? Энтони не мог объяснить, почему именно эта женщина видела именно эту Идею. Не очень поддавались объяснению и овцы, которые продолжали спокойно пастись рядом с пресловутым домом, когда исчезли львица и бабочки. А эти волны, прошедшие поперек дороги сегодня днем? Уверен ли он, что не видел змею? Если длинное извивающееся тело прошло под землей — если земля, как говорится, была пронизана этим змеиным воздействием?.. Приходилось признать, что все это выше его разумения. По сути, оставалась только одна гипотеза: Силы, выпущенные в мир. Так до конца и не поверив в нее, Энтони решил руководствоваться этой сомнительной гипотезой до тех пор, пока не узнает побольше.
Ну а что может произойти теперь? Энтони отбросил окурок и вздохнул. Почему он вечно задает себе эти глупые вопросы? Вечно рассуждаю, подумал он, вечно стараюсь найти модель. Но почему бы и нет? Если Фостер прав, каждый человек — он сам, например, — был как раз моделью этих сил. Ну, пусть это будет не его собственная модель, а, так сказать, общая. Нынешняя общая модель мира на глазах Энтони насильственно превращается в другую модель, возможно лучшую, возможно нет, но в любом случае — в другую. А нынешней модели грозит полное уничтожение, если мир продолжит переход в это другое состояние. Сегодня днем его что-то спасло, но, припомнив свою довольно жалкую борьбу с надвигавшейся силой, он частично осознал приближающуюся опасность. Красота бабочек — одно, но что если эти принципы разрывали на части элементы, из которых создан каждый человек? Человеку, как казалось Энтони, отпущено мало времени. Если Идеи поглощают зверей, как змея Аарона поглотила змей чародеев?.. Интересно, а что еще нам грозит, кроме преобладания какого-то Принципа над своим собственным или другим элементом? Содержался ли этот осознающий себя Принцип — каким бы он ни был — например, в жабе, выпущенной однажды во все дома Египта?[11] А позже, в Кане, не Принцип ли вина вошел в прозрачность воды и овладел ею?[12]«Черт возьми! — подумал Энтони. — Я романтизирую ситуацию, это не имеет ничего общего с происходящим сейчас. Все здесь началось со льва и (если они правы) со змеи. Может, лев и начал все это?»
Энтони охватило возбуждение. Они видели медленно двигавшуюся фигуру льва — а странная волна на дороге прошла почти по его же следу, но в противоположном направлении. Не было ли это местом входа?.. не были ли эти двое стражами другого мира, обитателями сверхъестественного рубежа, что рыщут расширяющимися кругами, пока постепенно не захватят весь мир? И сколько же в таком случае осталось до
