рассмеялась, не открывая глаз. — Даже ты, Саймон, глядя на меня, видишь не только меня. Ты видишь имя моего отца, замок, в котором я выросла, дорогую одежду. Ты смотришь на… принцессу! — Она произнесла это слово, как будто говорила о чем-то гадком и фальшивом.
Саймон долго смотрел на нее, на развевающиеся по ветру волосы, на покрытую золотистым пушком нежную щеку. Он сгорал от желания сказать, что он видит на самом деле, но даже не надеялся найти нужные слова; это прозвучало бы бессмысленным бормотанием простака.
— Ты это ты, — сказал он наконец. — По-моему так же глупо тебе пытаться быть кем-то другим, как и другом притворяться, что, они говорят с тобой, когда перед ними стоит принцесса.
Внезапно она открыла глаза. Такие ясные, такие проницательные! Он вдруг подумал, каково приходилось тем, кто стоял перед ее дедом, Простором Джоном. Кроме того, взгляд этих глаз напомнил ему, кем был он сам: глупым сыном служанки, рыцарем только по счастливому стечению обстоятельств. Сейчас принцесса была ближе, чем когда-либо, и в то же время пропасть между ними казалось широкой, как Великий Океан.
Мириамель пристально смотрела на него. Не выдержав напряжения, он смущенно отвел глаза.
— Простите.
— Не за что, Саймон. И давай поговорим о чем-нибудь другом. — Она повернулась и окинула взглядом поля колышущейся травы на вершине горы. Странная, жестокая минута миновала.
Они допили вино и доели хлеб и сыр. В качестве десерта Саймон вытащил пакетик конфет, купленный им у одного из торговцев на маленьком рынке Нового Гадринсетта — шарики из меда и поджаренных зерен. Разговор перешел к местам и странным вещам, которые они оба повидали. Мириамель пыталась рассказать Саймону о ниски Ган Итаи и ее пении, о том, как при помощи своей музыки она сливала воедино небо и землю. В свою очередь Саймон объяснял, каково ему было жить в доме Джирики у реки и каждый день видеть Яоиру, живой шатер из бабочек. Он хотел было описать мягкую и пугающе древнюю Амерасу, но потерпел неудачу. Это воспоминание все еще причиняло ему боль.
— А что эта, другая женшина-ситхи? — спросила Мириамель. — Та, которая здесь. Адиту.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, что ты о ней думаешь? — принцесса нахмурилась. — Мне кажется, у нее дурные манеры.
Саймон фыркиул.
— У нее свои собственные манеры, так будет вернее. Ситхи не похожи на нас, Мириамель.
— Что ж, тогда я невысокого мнения о ситхи. Она одевается и ведет себя как проститутка из таверны.
Саймону снова пришлось спрятать улыбку. Наряды Адиту были почти пугающе сдержанными по сравнению с тем, что она носила в Джао э-Тииукай, хота они все еще оставляли открытым немного больше ее смуглого тела, чем это находили приличным жители Нового Гадринсетта. Но обычно Адиту старалась не оскорблять чувств своих смертных товарищей. Что же до ее поведения…
— Мне не кажется, что она ведет себя так уж вызывающе.
— Уж конечно, тебе не кажется, — Мириамель определенно сердилась. — Ты бродишь за ней, как месячный щенок.
— Ничего подобного, — обиженно сказал он. — Мы просто друзья.
— Хорошее слово. Я слышала, как его употребляют рыцари, говоря о женщинах, которых никто не пустит на порог церкви. — Мириамель выпрямилась. Она не дразнила его. Принцесса была в ярости, какой он не замечал у нее прежде. — Я не виню тебя — все мужчины одинаковы. Она очень привлекательна, по- своему.
Саймон резко засмеялся.
— Я никогда не пойму, — сказал он.
— Чего? Чего не поймешь?
— Неважно, — Саймон покачал головой. Хорошо бы вернуться к какой-нибудь более безопасной теме, решил он. — Ах, я чуть не забыл, — он обернулся, достал кожаный мешочек с продернутым шнурком и прислонил его к отполированной ветром и дождями стене. — Сегодня мы празднуем день рождения. Время дарить подарки.
Мироиамель подняла широко раскрытые от удивления глаза.
— О Саймон! Но у меня ничего нет для тебя!
— Достаточно того, что ты здесь. Видеть тебя, после стольких месяцев… — Его голос оборвался, тихо пискнув. Чтобы скрыть смущение, Саймон откашлялся. — Но в любом случае, ты уже сделала мне чудесный подарок — шарф. — Он раскрыл ворот, показав на голубую ткань вокруг шеи. — Это был лучший подарок из всех, какие у меня когда-либо были! — Он улыбнулся и снова застегнул ворот. — А теперь у меня есть кое- что для тебя. — Он вытащил из мешка что-то длинное и тонкое, завернутое в кусок ткани.
— Что это? — озабоченность исчезла, сменившись детским интересом к загадочному содержимому свертка.
— Разверни.
Она так и сделала, размотав тряпку. Перед ней лежала полоска пламени из слоновой кости — Белая стрела ситхи.
— Я хочу чтобы ты взяла ее.
Мириамель перевела взгляд со стрелы на Саймона. Она сильно побледнела.
— О нет, — выдохнула принцесса. — Нет, Саймон, я не могу!
— Что ты хочешь сказать? Конечно, можешь. Это мой подарок. Бинабик сказал, что ее сделал мастер ситхи Вандиомейо так давно, что и вообразить нельзя. Это единственная вещь, которая у меня есть, достойная принцессы Мириамель — а ты и есть принцесса Мириамель, нравится это тебе или нет.
— Нет, Саймон, нет. — Она впихнула стрелу и ткань ему в руки. — Это самое доброе, что сделали для меня за всю мою жизнь, но я не могу взять ее. Это же не просто красивая вещь, это то, что Джирики обещал тебе, — залог. Ты мне так говорил. Это слишком много значит. Ситхи не отдают такие вещи просто так.
— И я тоже, — сердито сказал Саймон. Значит даже это недостаточно хорошо для нее, подумал он. Под тонким слоем ярости был бездонный колодец боли. — Я хочу, чтобы стрела была твоей.
— Пожалуйста, Саймон. Я страшно благодарна тебе — ты даже не представляешь, каким добрым я тебя считаю — но мне будет слишком больно забрать ее у тебя. Я не могу.
Расстроенный, обиженный, Саймон до боли сжал в пальцах стрелу. Его дар был отвергнут. Он чувствовал себя способным на любое безрассудство.
— Тогда подожди здесь, — буркнул он и встал, понимая, что находится на грани истерики. — Обещай мне, что никуда не уйдешь с этого места, пока я не приду.
Она неуверенно взглянула на него, прикрывая рукой глаза от яркого солнечного света.
— Если ты хочешь, чтобы я подождала тебя, Саймон, я подожду. Ты надолго?
— Нет, — Саймон повернул к полуразрушенным воротам старой стены. Не успев сделать и десяти шагов, он побежал.
Когда он вернулся, Мириамель сидела на том же самом месте. Она держала в руках гранат, который он припрятал в качестве последнего сюрприза.
— Прости, — сказала ода. — Но я беспокоилась. Я его раскрыла, но еще ничего не сумела, — она показала ему ровные ряды ярких семян. — Что у тебя в руке?
Саймон вытащил меч из складок плаща. Пока Мириамель удивленно смотрела на него, еще не избавившись от дурных предчувствий, он опустился на колени.
— Мириамель… Принцесса… Я отдаю вам последний оставшийся у меня подарок. — Он протянул ей рукоять меча, опустив голову и с интересом разглядывая травяные джунгли под своими сапогами. — К вашим услугам. Теперь я рыцарь. Я могу присягнуть на службу вам, моей госпоже, и стать вашим личным защитником… если только вы захотите.
Уголком глаза он взглянул иа нес. Мириамель явно обуревали чувства, ни одно из которых он не мог определить.
— О Саймон, — сказала она.
— Если вы не хотите принять моей присяги или не можете по какой-то причине, о которой мне не следует знать, только скажите. Мы можем оставаться друзьями.
