признаки цивилизации.
Это было исключительно унылое зрелище. Почти бесконечная зима раздела деревья; даже ели и пихты, казалось, пострадали от дурного обращения коварной природы. Саймон подумал, что странные, искривленные формы стволов и ветвей напоминают человеческие тела на фресках с изображениями Страшного Суда в хейхолтской часовне. Много времени провел он там, зачарованно глядя на сцены пыток и поражаясь изобретательности неизвестного художника. Но здесь, в настоящем, холодном, мокром мире, вид несчастных деревьев приводил в уныние. Облетевшие дубы, вязы и ясени на фоне серого неба казались руками скелетов, сжимавшимися и разжимавшимися под порывами ветра. Вкупе с черными тучами и косым дождем, хлещущим слякотные холмы, все это составляло картину даже более мрачную, чем хейхолтские фрески.
Саймон и Мириамель почти в полном безмолвии ехали сквозь бурю. Саймон был огорчен, что принцесса ничего не говорила и даже не намекнула на происшедшее между ними прошлой ночью. Он понимал, что этот день не особенно подходит для флирта, но Мириамель, кажется, собиралась делать вид, что вовсе ничего не было! Саймон не знал, как поступить. Несколько раз он совсем уже было собрался спросить ее, но не смог найти подходящих слов, которые не прозвучали бы глупо при свете дня. Этот поцелуй был чем-то похож на его пребывание в Джао э-Тинукай — мгновение, на которое он покинул свое время. Может быть, то, что они пережили прошлой ночью, как и путешествие в страну фей, было чем-то волшебным, обреченным исчезнуть из памяти так же быстро, как тающие на солнце сосульки.
Нет. Я не дам этому исчезнуть. Я буду это помнить всегда… даже если она не будет.
Он украдкой посмотрел на Мириамель. Большая часть ее лица была скрыта под капюшоном, но все- таки были видны нос, часть щеки и острый подбородок. Она немного похожа на ситхи, думал он, прекрасная, грациозная и непостижимая. Что происходит у нее в голове? Как могла она так льнуть к нему, а потом не сказать об этом ни слова, заставляя его думать, что ему все это приснилось или он просто сходит с ума? Действительно ли она ответила на его поцелуй с той же страстью, с какой он поцеловал ее? Как ни мало он знал о женщинах и поцелуях, ему все же казалось, что то, как она ему ответила, многое значит.
Почему бы просто не спросить у нее? Я сойду с ума, если не узнаю. Но если она будет смеяться надо мной или рассердится? Или просто забыла?
От мысли, что Мириамель может и не испытывать чувств, подобных тем, что бушевали в его груди, Саймона бросило в дрожь. Желание заставить ее говорить внезапно улетучилось. Он еще подумает об этом.
Но я хочу еще раз поцеловать ее!
Он вздохнул. Этот звук затерялся в шорохе падавшего на дорогу дождя.
Речная дорога была грязной и почти совершенно пустой. Как и предсказывал Саймон, за весь день они встретили меньше дюжины путников. Только один человек не ограничился лишь кивком — маленький кривоногий тип, чья измученная лошадь с мозолистыми коленями тащила за собой фургон, набитый медной посудой. В надежде получить хоть какую-нибудь информацию о том, что может ждать их впереди, Саймон в ответ на его добродушное приветствие попросил парня остановиться. Медник, стоя под косыми струями дождя, отчасти даже довольный, что нашел собеседников, рассказал им, что впереди дорожная станция, к которой они должны подъехать вскоре после захода солнца. Он сообщил, что едет из Фальшира, и охарактеризовал город как тихое место, где спрос на медную посуду крайне вялый. Незаметно убедившись в том, что Мириамель не возражает, Саймон пригласил медника присоединиться к их трапезе в укрытии под соснами, почти не пропускавшими дождя. Они дали ему бурдюк с вином, и пока их новый знакомый сделал несколько преотличнейших глотков, Саймон изложил ему свою историю о торговце свечами.
— Премного благодарен. — Медник протянул бурдюк назад. — Согревает маленько, согревает. — Он кивнул. — Стало быть, хотите подзаработать на Святого Туната и Эйдонмансу? Удачи вам. Но коли простите мне непрошеный совет, думается мне, что не дело вам заходить западнее Фальшира.
Саймон и Мириамель быстро переглянулись и снова повернулись к путнику.
— Это почему же? — спросил Саймон.
— Да просто люди болтают, будто там неладно. — Его улыбка казалась вынужденной. — Знаете, какие ходят байки. Разбойники вроде. В горах что-то странное.
Саймон попытался выжать из него подробности, но мужчина, видимо, счел за благо не развивать эту тему. Саймон никогда не слышал о странствующих медниках, которые не допили бы предложенного им вина, угощая тем временем слушателей бесконечными рассказами о своих путешествиях: или этот человек был исключением из правила, или было что-то, обеспокоившее его до такой степени, что он боялся говорить с ними. Саймон не мог понять, в чем дело. Медник казался вполне разумным человеком.
— Мы только и ищем, что крышу над головой да несколько фартингов за работу тут и там, — сказал он.
Их новый знакомый, подняв брови, поглядел на меч у пояса Саймона и кольца металлической кольчуги, торчащие из-под плаща.
— Неплохое вооружение для свечника, — деликатно заметил он. — Думаю, это показывает, какие нынче дороги. — Он одобрительно покивал, как бы намекая, что даже вид торговца свечами, одетого в рыцарскую одежду — пусть и потрепанную и знавшую лучшие времена, — не заставит его задавать лишние вопросы.
Саймон, уловив этот безмолвный сигнал и понимая, что ему предлагается принять тактику такого же вежливого безразличия, обменялся с медником рукопожатием, когда они возвращались к дороге.
— Вам что-нибудь нужно? — спросил медник, берясь за вожжи своей лошади, которая все это время терпеливо стояла под дождем. — Я кое-что выменял — у них не было и цинтиса, чтобы заплатить, — немного овощей, металлическое барахло — сапожные гвозди и всякое такое.
Саймон сказал, что у них есть все необходимое, чтобы добраться до Фальшира — он был уверен, что ничего из того, что могло бы им действительно пригодиться, не найти в задней части разбитого фургона. Но Мириамель попросила показать ей овощи и выбрала несколько тощих морковинок и четыре коричневых луковицы, дав меднику взамен монетку. Потом они помахали парню на прощание, он взял лошадь под уздцы и ушел на восток, хлюпая по раскисшей дороге.
Жаль, что я не взял с собой боевой шлем, думал Саймон. Впрочем, с тем же успехом можно надеть на голову ведро и попросить кого-нибудь швырять в него камнями — грохот, грохот и грохот, пока не свихнешься.
Чтобы развлечь хоть немного Мириамель, он попытался спеть песенку под названием «Бадульф и заблудшая телка» — в ней говорилось о буре с дождем, так что она подходила к случаю, — но большинство слов выветрилось из его памяти, а когда он спел все, что помнил, ветер швырнул поток холодной воды ему под кольчугу, так что Саймон чуть не захлебнулся. Тогда он решил прекратить неудачный эксперимент, и они продолжили путешествие в полном молчании.
Солнце, которое весь день не показывалось из-за туч, наконец укатилось за край земли, оставив после себя сгустившуюся тьму. Они ехали дальше, и дождь становился все холоднее, так что зубы путников начали стучать, а пальцы неметь. Саймон уже усомнился было в правдивости медника, когда наконец они увидели дорожную станцию.
Это был всего лишь ветхий сарай — четыре стены и крыша с дырой для дыма, вместо очага — круг из врытых в земляной пол камней. Кроме того, снаружи был навес, чтобы привязать лошадей, но Саймон, расседлав, привязал их в небольшой рощице, где было почти так же сухо, да к тому же они могли бы щипать редкую травку.
Последний гость станции — Саймон решил, что это был тот самый медник, казавшийся человеком порядочным и добросовестным, — перед уходом принес свежий запас дров. Они, правда, не успели еще высохнуть, так что разжечь огонь было нелегко. Саймону трижды пришлось начинать все сначала, после того как тлеющий трут с шипением гас, соприкоснувшись с мокрыми ветками. Но зато потом Мириамель приготовила рагу из моркови, луковиц, муки и сушеного мяса, извлеченных из ее запасов.
— Горячая пища, — заявил Саймон, облизывая пальцы, — дивная вещь. — Он поднял миску и слизнул со дна последние капли подливки.
— У тебя рагу в бороде, — сурово сказала Мириамель.
Саймон распахнул дверь сарая, высунулся наружу и набрал пригоршню дождевой воды. Сделав
