касался этих камней.
— А вы? Куда вы пойдете? — Она посмотрела наверх, в лестничный проем. Он уходил в темноту, куда уже не достигал слабый свет кристаллов дворров.
— Мы найдем другое место. — Джисфидри посмотрел на жену. — Нас осталось совсем мало, но здесь все еще есть места, где нужны наши руки и глаза.
— Пора нам уходить, — настойчиво сказал Бинабик. — Мы не имеем знания, как очень далеко норны.
— Почему вы не хотите идти с нами? — спросила Мириамель у дворров. — Теперь вы должны понять, что наша битва и ваша тоже.
Джисфидри содрогнулся и поднял длинные руки, как бы отстраняя ее.
— Неужели вы не понимаете? Мы не принадлежим свету и миру судходайя. Вам уже удалось изменить нас: мы сделали то, чего никогда не делают тинукедайя. Мы… мы убивали тех, что некогда были нашими хозяевами. — Он пробормотал что-то на языке дворров. Исарда и другие уцелевшие дворры огорченно повторили хором его слова. — Нам долго придется учиться жить с этим. Мы не принадлежим к верхнему миру. Позвольте нам уйти и найти темноту и глубину, умоляем вас.
Бинабик, много разговаривавший с Джисфидри на последнем отрезке пути, вышел вперед и протянул дворру свою маленькую руку.
— Да находите вы безопасность! — торжественно сказал тролль.
Дворр смотрел на него мгновение, как бы не понимая, потом протянул паучьи пальцы и сжал руку тролля.
— И ты. Я не стану говорить, о чем я думаю, потому что мысли мои полны страха и боли.
Мириамель подавила готовые возражения. Дворры хотят уйти. Они выполнили обещание, которое дали ей.
— Они были испуганными и несчастными; на поверхности земли от них больше будет беспокойства, чем помощи.
— Счастливого пути, Джисфидри, — сказала она, потом повернулась к его жене: — Исарда, спасибо, что показала мне, как вы ухаживаете за камнем.
Женщина-дворр склонила голову:
— Да будет путь ваш счастливым.
Пока она говорила, кристаллы замерцали. Подземное помещение, казалось, поднялось, содрогаясь в конвульсии без движения. Когда все снова стало таким, как прежде, дворры зашептались.
— Теперь нам пора идти, — сказала Исарда, ее темные глаза расширились от страха. Она и ее муж повернулись и повели свой спотыкающийся, тонконогий отряд в темноту. Через несколько мгновений коридор опустел, как будто дворров здесь никогда и не было. Мириамель моргнула.
— Мы тоже имеем должность проследовать. — Бинабик пошел вверх, потом обернулся: — Где монах?
Мириамель оглянулась. Кадрах, тащившийся в самом хвосте отряда дворров, сидел на земле, глаза его были полузакрыты. В мерцающем свете факела казалось, что он раскачивается взад и вперед.
— Он нам не нужен. — Она нагнулась, чтобы поднять свои вещи. — Оставим его здесь. Пусть идет за нами, если захочет.
Бинабик нахмурился:
— Окажите ему воспомоществование, Мириамель. Вы же не хотите производить оставление этого человека для нахождения норнами.
Она не была уверена, что монах заслуживает чего-то лучшего, но все-таки пожала плечами и подошла к нему. Рывок за руку заставил Кадраха медленно подняться на ноги.
— Мы идем.
Кадрах взглянул на нее.
— А, — только и сказал он, прежде чем последовать за принцессой по древней лестнице.
Пока ситхи уводили их дальше и дальше в глубины под Хейхолтом, Тиамак и Джошуа обнаружили, что выглядят изумленными, как фермеры Озерного края во время первого визита в Наббан.
— И подумать только, — воскликнул Джошуа, — что все это было подо мной в те годы, когда я жил здесь! Я бы с радостью провел в этих местах всю жизнь — исследуя, изучая…
Тиамак тоже был потрясен. Грубые коридоры внешних туннелей сменились полуразрушенным великолепием, какого он никогда не мог вообразить и, даже увидев, с трудом верил в его существование. Огромные залы, которые, казалось, были целиком вырезаны из живого камня, каждая стена выглядела искусно вышитым гобеленом; кажущиеся бесконечными лестницы, тонкие и прекрасные, как паутина, уходившие вверх, в темноту, или тянувшиеся через черную пустоту; другие залы, вырезанные наподобие лесных полян или склонов гор с бурными водопадами, хотя все было сделано из камня. Даже в руинах Великий Асу'а был прекрасен.
Те, Кто Наблюдают И Творят, думал Тиамак. То, что я увидел это место, — достойное вознаграждение за каждый кусочек моих страданий! Моя хромая нога, часы, проведенные в гнезде гантов, — я не отдал бы всего этого, если бы вместе с ними должен был потерять память об Асу'а.
Пока они кружили по пыльным боковым коридорам, Тиамак наконец оторвал глаза от чудес, окружавших его, и обратил внимание на странное поведение своих спутников-ситхи.
Когда Ликимейя и ее отряд остановились, чтобы дать смертным отдохнуть в высоком зале, арочные окна которого были засыпаны грязью и булыжником, Тиамак уселся подле Адиту.
— Простите мне, если мой вопрос покажется вам грубым, — сказал он мягко. — Ваши люди оплакивают свой покинутый дом? Вы кажетесь какими-то рассеянными.
Адиту склонила голову:
— Отчасти да. Грустно видеть прекрасные вещи, которые создал наш народ, в таком запустении, а что касается тех, кто жил здесь… — она сделала затейливый жест, — им еще больнее. Ты помнишь комнату с резьбой в виде огромных, покрытых цветами ступеней — Зал Пяти Лестниц, как мы его называем?
— Мы задержались там довольно долго, — сказал Тиамак, вспоминая.
— Это было место, где умерла мать моей матери, Врисейу Рассветное Перышко.
Болотный человек вспомнил бесстрастную Ликимейю в центре той широкой комнаты. Кто поймет этих бессмертных?
Адиту покачала головой:
— Но это не самая серьезная из причин, по которым мы, как ты сказал, рассеянны. Тут есть… присутствия. Вещи, которых быть не должно.
Тиамак и сам почувствовал прикосновение того, что, как ему казалось, имела в виду Адиту. Дуновение ветра, казавшееся настойчивым, как пальцы слепого, эхо, в котором можно было расслышать чьи-то голоса.
— Что это значит?
— Что-то проснулось здесь, в Асу'а. То, что не должно было просыпаться. Это трудно объяснить. Чем бы оно ни было, оно дало видимость жизни тому, что не должно было иметь ее.
Тиамак неуверенно нахмурился:.
— Вы имеете в виду… призраков?
Улыбка Адиту была мимолетной.
— Если я правильно поняла Первую Праматерь, когда она учила меня значению слов смертных, то нет. Нечто другое. Но различие показать очень трудно. Ваш язык не приспособлен для этого, и вы не видите или не чувствуете того, что мы.
— Откуда вы знаете? — Он посмотрел на Джошуа, но принц внимательно изучал орнамент резных стен.
— Потому что, если бы это было так, — ответила Адиту, — я подозреваю, что вы не сидели бы здесь так спокойно.
Она поднялась и пошла по засыпанному галькой полу к тому месту, где тихо беседовали ее мать и Джирики.
Тиамак внезапно почувствовал себя окруженным опасностями. Он придвинулся поближе к Джошуа.
