руки слабеют. Норн все сильнее сдавливал его шею, перекрывая дыхание. У графа не было выбора.
Он ослабил свою хватку на запястьях противника и схватился за ножны. Пальцы на его горле сжались, в ушах засвистело, темнота заволокла мир. Эолер ткнул ножом в бок врага. Когда давление на горло ослабло, он обхватил умирающего норна крепко, как любовник, чтобы уберечься от оружия врага. Наконец тело в его объятиях перестало сопротивляться. Граф толкнул, и норн, скатившись с него, упал в снег.
Лежа и пытаясь отдышаться, Эолер увидел краем глаза черноволосую голову Курои. Ситхи, казалось, решал, будет граф жить или нет. Потом, так и не сказав ни слова, он исчез из поля зрения Эолера.
Граф заставил себя сесть. Его одежда была пропитана быстро остывающей кровью норна. Он посмотрел на труп врага, петом вгляделся, застыв в самом центре хаоса. Что-то' в чертах лица его противника и в тонкой фигуре было… не так.
Это была женщина. Он дрался с женщиной-норном.
Кашляя, обжигая горло каждым вдохом, Эолер попытался встать. Ему нечего было стыдиться — она чуть не убила его, — и все-таки он не мог побороть стыд.
Что за мир?..
Как только тишина отступила, на него снова обрушилось пение ситхи и Детей Облаков в сочетании с более земными яростными воплями и криками боли, наполнявшими воздух запутанной, пугающей музыкой.
Эолер был ранен несколько раз и чувствовал себя тяжелым, как камень. Солнце, за весь день ни разу не показавшееся из-за туч, казалось, переместилось к западу, но граф не знал, закат или пляшущие огни окрашивали туман красными отблесками. Большинство защитников внутреннего замка Наглимунда погибло: осталась только последняя группа норнов и самых мощных великанов, отступивших к узкому коридору перед высокими воротами крепости. Они, казалось, твердо решили удержать это место. Грязная земля перед ними была завалена мертвыми телами и пропитана кровью.
Когда битва стихла, граф приказал своим эрнистирийцам отступать. Дюжина оставшихся на ногах солдат с потускневшими глазами, чуть не падавших от усталости, решительно заявили, что не уйдут до конца битвы. Эолер чувствовал горячую любовь к ним, даже сердито выругав вслух за глупость. Он сказал им, что теперь это дело ситхи: здесь требовалось хорошее оружие и быстрая реакция, а смертные не могли предложить ничего, кроме измученных тел и храбрых сердец. Эолер еще раз велел своим людям отступать, отослав их в относительно безопасный лагерь за стенами Наглимунда. Он уже не надеялся, что кто-нибудь выйдет живым из этого кошмара.
Сам граф остался, чтобы найти Изорна, не ответившего на призыв боевого рога. Он побрел по полю боя, мимо не замечавших его воинов ситхи, которые пытались выгнать великана из-под защищавшей его галереи. Умирающий гигант продолжал наносить страшные удары. Ситхи, казалось, отчаянно торопились, но Эолер не мог понять почему. Почти все защитники были мертвы; несколько оставшихся сражались у ворот в замок. Кто-то, очевидно, оставался внутри, но он явно не собирался впустить в ворота последних обреченных защитников. В конце концов, решил Эолер, ситхи могут просто перестрелять норнов. У народа Джирики еще оставались стрелы, а некоторые норны уже потеряли свои щиты. Из волосатой шкуры зашедшего за колонны великана торчал десяток оперенных стрел.
Там, где проходил Эолер, тела смертных и бессмертных лежали вперемешку, как будто боги сбросили их с небес. Граф увидел множество знакомых мертвых лиц. Среди погибших были молодые эрнистирийцы, с которыми он еще вчера сидел у костра, и ситхи, чьи золотые глаза смотрели в никуда.
Наконец в дальнем углу крепости он нашел Изорна. Молодой риммер лежал на земле, руки его были неестественно вывернуты, шлем валялся рядом, лошадь убежала.
Бриниох небесный! — Эолер провел много часов на морозном воздухе, но, увидев тело друга, почувствовал небывалый леденящий холод. На затылке Изорна напеклась кровь. О боги, как я скажу его отцу?!
Он бросился вперед и схватил Изорна за плечи, чтобы перевернуть. Лицо молодого риммера было маской размокшей земли и быстро тающего снега. Когда Эолер осторожно стер грязь, Изорн застонал.
— Ты жив?!
Риммер открыл глаза:
— Эолер?
— Да, это я. Что случилось? Ты тяжело ранен?
Изорн, хрипя, вдохнул морозный воздух.
— Спаситель храни меня, я не знаю — но такое ощущение, что голова раскололась. — Он поднес дрожащую руку к затылку, потом посмотрел на окровавленные пальцы. — Один из гюнов стукнул меня — огромная волосатая тварь. — Он откинулся и закрыл глаза, снова напугав Эолера, но быстро открыл их. — Где Мегвин?
— Мегвин? — Эолер взял молодого человека за руку. — Она в лагере. А ты в Наглимунде, и ты ранен. Я пойду найду кого-нибудь, кто поможет мне унести тебя.
— Нет. — Несмотря на рану, Изорн, видимо, очень тревожился. — Она была здесь. Я следил за ней, когда-когда великан стукнул меня. Ему не удалось…
— Мегвин… здесь? — На мгновение Эолеру показалось, что северянин вдруг начал говорить на другом языке. — Что ты имеешь в виду?
— То, что сказал. Я видел, как она шла прямо через двор. Она хотела обогнуть крепость. Я подумал, что это мне померещилось в тумане, но помнил, что она стала… странной. Я пошел за ней и увидел ее вон… там… — Он поморщился от боли, указывая в противоположный угол крепости. — Я шел за ней, когда эта тварь схватила меня сзади. Я ничего не успел понять… и оказался здесь. Не знаю, почему он не прикончил меня. — Несмотря на холод, бусинки пота выступили на его бледном лице. — Может быть, кто-то из ситхи подоспел.
Эолер встал:
— Я приведу помощь. Постарайся не двигаться, если это будет возможно.
Изорн попытался улыбнуться:
— Да? А я-то собирался прогуляться по здешним садам этой ночью.
Граф накинул свой плащ на раненого друга и поспешил назад к воротам крепости, стараясь не попасться под руку осаждавшим главные ворота. Он нашел своих эрнистирийцев сгрудившимися у пролома во внешней стене, подобно испугавшимся грома овцам, и позвал четверых поздоровее, чтобы отнесли Изорна в лагерь. Отправив их, Эолер начал искать Мегвин; ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не убедиться сначала, что его друг в безопасности.
Ему не пришлось долго искать ее. Она лежала, свернувшись калачиком, за крепостью. Он не нашел никаких следов насилия на теле, но, прикоснувшись к ее руке, ощутил смертельный холод. Если она и дышала, он не смог услышать дыхания. Некоторое время спустя, когда он снова стал понимать, что происходит, он шел, пошатываясь, с безвольным телом Мегвин на руках, пробираясь в лагерь. Впоследствии он не мог вспомнить, как добрался туда.
— Кира'ату говорит, что она жива, но очень близка к смерти, — сказал Джирики. — Прими мою скорбь, граф Эолер.
Когда граф оторвал взгляд от бледного обмякшего лица Мегвин, целительница поднялась с койки и тихо вышла из шатра, пройдя, мимо Джирики. Эолер хотел было остановить ее, но знал, что в помощи целительницы нуждались многие другие, и его люди тоже. Ясно было, что она немногое может сделать для Мегвин, хотя Эолер не мог бы сказать точно, что уже сделала эта ситхи с серебряными волосами. Он был слишком занят, молясь, чтобы Мегвин осталась жива, и сжимая холодную руку молодой женщины, как бы стремясь перелить в нее хотя бы часть своего лихорадочного тепла, чтобы следить за действиями целительницы.
На лице Джирики была кровь.
— Ты ранен, — заметил Эолер.
— Царапина, не больше. — Джирики сделал быстрое движение рукой. — Твои люди храбро сражались.
Эолер повернулся, чтобы говорить с ситхи, не рискуя свернуть себе шею, но продолжал сжимать пальцы Мегвин.
