Кроме того, я стану тебе обузой, если… Отпусти меня, дорогой. Я не могу позволить ей опять умереть. Я радовалась, когда она умерла в первый раз, так что позволь мне теперь быть с ней.
Джонатан попытался возразить, но все его усилия оказались тщетны. Он расставил ноги, они начали скользить. Он ухватился за тонкую фигурку Бетти, она продолжала неумолимо двигаться вперед.
— Не ходи туда, это — ад! — выкрикнул он. — Что мне делать?
— Ад? — Бетти вздохнула. — Он не в силах повредить мне. Я должна идти. Дорогой, ну позволь же.
Их голоса, в общем-то довольно тихие, громом отдавались по залу, на фоне непрестанного шума дождя.
— Ричард, помоги мне! — позвал Джонатан.
Пожалуй, ответ Ричарда удивил его. Но ведь сердце Ричарда страдало дольше, и он лучше Джонатана знал, что разлук не миновать. Может быть, чуть-чуть нетерпеливо — обычное дело для смертного — Ричард сказал:
— Я бы на твоем месте не стал так беспокоиться. Ты не получишь ее, если попытаешься удержать. Раз она хочет идти, значит, ей надо идти.
Он по-прежнему не сводил глаз с Клерка, а Клерк смотрел на Бетти. Происходящее казалось магу кошмарным сном. Вид собственной дочери, здоровой и свободной, ничем не напоминающей бессловесную рабыню недавнего времени, сбивал его с толку. Он как-то вдруг забыл теорию магии, философию и метафизику. Заклятия не удались, и подобия не имели ничего общего с оригиналами. Сейчас Клерк больше чем когда-либо напоминал обычного растерянного человека, он утратил способность рассуждать логично, в соответствии с принципами магии, и торопился действовать. Одна из последних идей всецело завладела им: убить! Он видел перед собой тело Бетти, и рука, державшая иглу, медленно поползла вверх. Бетти приближалась медленно-медленно и так же медленно Клерк поднимал свое оружие. Его глаза не отрывались от ее горла.
В зале происходили теперь только простые действия.
Время раздумий, споров, приготовлений кончилось. Они были в Городе. У одних остались силы действовать, у других — нет, вот и вся разница. Глаза женщины, все еще лежавшей поперек кресла и действовать неспособной, тоже не отрывались от Бетти. В них, как и в глазах Клерка, светилась только фанатичная жажда убивать.
Убогие, лишенные способности действовать уже давно, слабо постанывая, рассредоточились вдоль границ магического круга. Гомункул все еще двигался, силу ему давали притяжение создателя и стремление Эвелин обрести убежище.
Наверное, тяжелее всех приходилось Бетти. Со всех сторон на нее давила незримая энергия заклятий. Она опять повернулась к Джонатану и выдохнула:
— Пусти. Так надо. Я могу это сделать, а ты — нет.
Сможет только один, но я знаю ее.
Она выдернула руку и коротким жестом — то ли благословения, то ли проклятия, совсем как недавно Лестер Ричарда, оттолкнула Джонатана. Любовь и долг придали жесту такую силу, что он тут же выпустил ее и отступил на шаг. Ричард подхватил его и помог удержаться на ногах. И в тот момент, когда Бетти вошла в круг, туда проник и дождь.
О, это были совсем не те веселые, поблескивающие капельки, за которыми недавно наблюдала Лестер.
Дождь обрушился яростно, словно проломив или сорвав крышу дома. На самом деле, крыша осталась на месте, просто для дождя она не существовала. С неба хлестал поток, напор его сильнее всего был в центре круга. Под этим натиском кукла на кресле тут же растаяла, она вытекла из руки женщины и попросту исчезла, осталась только тоненькая пленочка жидкой гнили, кишащей какой-то простейшей жизнью. Леди Уоллингфорд увидела, что пальцы ее все еще кровоточат, и затрясла рукой, пытаясь вытащить ее из грязи. Однако мерзкая слизь не отпускала. И тогда она впервые в жизни заплакала, неумело, всхрюкивая и давясь слезами. А тем временем одержимость ее таяла, как недавно кукла под дождем, и кончилось тем, что она поднялась на ноги и поплелась к Саймону, вытянув вперед беспомощно скрюченные руки. Он даже не обратил на нее внимания, и в этом был его роковой просчет.
Магический барьер таял, словно тоже размытый струями небесного дождя. Гомункул стал двигаться проворнее, поскользнулся и чуть не упал, но удержался и заковылял вперед. Но и с этой формой происходили метаморфозы. Она начала терять даже то грубое человекоподобие, которое в ней еще оставалось. Благостный дождь хлестал сверху; голова формы опустилась в плечи, потом у нее уже не осталось ни головы, ни плеч, и все-таки она упорно продолжала тащиться вперед. Рука, которую сжимала Бетти, превратилась в жидкую грязь, субстанция начала просачиваться сквозь пальцы Бетти, ноги урода подогнулись и слиплись в бесформенный ком, но даже обезножев, обрубок продолжал подпрыгивать и продвигаться, пока на краю внутреннего круга силы его не иссякли окончательно и он рухнул к подножию кресла, забрызгав грязью ноги Саймона, идола, к которому он так стремился.
Когда рука гомункула растаяла под ее пальцами, Бетти остановилась. Саймон мельком глянул на брызги, а потом, быстрый, как сам святой дождь, метнулся вперед и вонзил иглу в горло дочери. Нет, он намеревался вонзить, но смертоносное движение не достигло цели, рука с иглой дрогнула и отклонилась в сторону. При первом движении мага оба молодых человека кинулись к нему, но их опередили окровавленные и грязные руки старой женщины, полуослепшей от слез. Леди Уоллингфорд повисла на локте Саймона, ей просто надо было держаться за кого-нибудь. Промахнувшись так нелепо, маг хрипло вскрикнул и отбросил стальную иглу. Бетти легко ее поймала. Она с любопытством осмотрела страшное оружие и с улыбкой передала Джонатану. Клерк с каким-то орлиным, яростным клекотом пытался отцепить от себя повисшую на нем женщину. Наконец это удалось ему. Тело, лишенное опоры, стало заваливаться набок и открыло Саймону багрово-алый проем в стене.
До сих пор он не замечал этой бреши, проделанной неведомыми силами в воротах его крепости, но как только увидел — понял, что это — конец.
В проеме стояли две фигуры, которые он тотчас же распознал. Они были совершенно одинаковыми; огромные головы-черепа выдаются вперед; мрачные плащи скрывают очертания тел; пустые глаза обращены к нему.
Когда-то он сотворил их своими точными копиями, но его человеческая плоть все же несла в себе отпечаток собственных переживаний и настоящего жизненного опыта, они же были созданиями только рационального ума. Поэтому теперь они выглядели как зловещие карикатуры на него — восковая кукла была такой же карикатурой на Бетти, а гомункул карикатурно изображал всех женщин вообще и никакую в частности. Самой природе магического мира свойственно производить не столько злое, сколько бездарное. Картина Джонатана больше соответствовала магической реальности, чем любое произведение, рожденное ей самой. Казалось, небесный дождь поливает фигуры без всякого видимого эффекта: они все-таки были сработаны из человеческой плоти, хотя и нерожденной. Их человечность можно было поставить под сомнение в той же степени, что и человечность самого Саймона. Закон пригнал их сюда.
Пламенное свечение позади них все сгущалось, а впереди собиралась тяжелая, грозная грозовая туча. Такая же туча заходила с запада над Лысой горой перед вознесением того, другого еврея. Это она скрыла от глаз учеников Его медленно поднимавшееся в иные измерения сияющее тело.
Но Он возносился в Закон и в соответствии с Законом. Теперь же Закон восполнял брешь, пролом, проделанный незаконным вторжением. Кровь всех жертв и гнев всех отмщений, от мирных подношений Авеля до германских гекатомб, пришли вместе с ним. И все-таки он оставался только Законом, чистым действием. Исполинской волной он вздымался за приближающимися фигурами. Клерк неподвижно замер, у ног его распростерлось тело его любовницы. По залу шагали к нему два других Клерка.
Он сделал еще одно, последнее усилие. Но в них было слишком много от него самого: все эти годы он подпитывал их из глубин своего сердца. В их головах роились его мысли, их голоса произносили его слова. Говорил он говорили они. Поэтому слова, с которыми он обращался к ним, неизбежно обращались и к нему самому. Как только он попытался лишить их способности двигаться, он тут же обнаружил, что сам утрачивает подвижность. Он пытался взглядом пригвоздить их к месту, но не смог поймать их взгляд, как никому не удавалось поймать его собственный. Он поднял руку, чтобы начертать магический знак, и тут же почувствовал, как под ним задрожала земля и воздух навалился на плечи невыносимой тяжестью. Чтобы
