Топпер отрывисто рассмеялся.
– Да, взрыв для всех оказался неожиданностью. Начисто снес футов двадцать блестящих новеньких рельсов. Его светлости повезло: он проехал мимо до того, как эта проклятая штука грохнула. – Топпер еще продолжал смеяться, но его глаза стали холодными и хитрыми. «Лучше уж безумие, которое в них отражалось раньше», – подумал Кларенс. – Очевидно, железный конь оказался более быстроходным, чем ты рассчитал, хозяин. А, может быть, твой цепной пес неправильно отсчитал шаги. Он всегда был глуп, этот Стаут.
Топпер ушел. Кларенс видел захлопнувшуюся дверь, слышал щелчок замка, но ничего не воспринимал. В его голове стоял странный шум, будто тысяча ворон взмыла в воздух, громко хлопая крыльями. Она жива! Но в ту же минуту радость сменил леденящий страх.
Если жива она, значит, жив и Сирхэй!
Кларенс снова сел за стол и взял пистолет. Он повернул стул так, чтобы видеть окно. Какие-то мужчины играли в кегли на аллее, разделявшей гостиницу и конюшни. Чуть поодаль прямо на земле расположилась кучка землекопов, они пустили кувшин по кругу и, отпивая, похлопывали друг друга по спине. Между ними, толкая перед собой тележку, шныряла какая-то старуха. До Кларенса донесся запах жареных каштанов. Солнце уже коснулась вершин холмов и окрасило пшеничные поля в цвет огня, в цвет ее волос. А железные рельсы мечты Маккейди превратились в убегающую вдаль огненную ленту. Он узнает, подумал Кларенс. Обязательно узнает, кто стоит за этим взрывом. И тогда он примчится сюда и убьет меня.
Солнце село за холмы, вокруг быстро темнело. Двор внизу затих. Теперь там не было никого, кроме рычащей собаки и служанки, набиравшей воду из колодца. Лишь изредка снизу, из открытого окна пивнушки, доносились взрывы пьяного смеха.
Кларенс заметил, что со стороны Эксетера к гостинице приближается какой-то всадник. Вот он уже въехал во двор «Крукед-стафф», спешился, бросив поводья помощнику конюха. Вот вошел в двери гостиницы.
Кларенс покрепче сжал пистолет и повернулся лицом к двери.
Каблуки застучали по дощатому полу коридора, и Кларенс увидел, как ручка его двери поворачивается. Пальцы до боли стиснули рукоять пистолета. Дверь медленно распахнулась.
Кларенс посмотрел на лицо своего кузена, своего брата и нажал на курок. Его рука дернулась, и он закрыл глаза в ожидании отдачи и грохота выстрела. Но ничего не произошло: Маккейди продолжал идти прямо к нему. У Кларенса потемнело в глазах. Он даже испугался, что потеряет сознание. Маккейди подошел, забрал у него пистолет, и Кларенса бросило в дрожь.
Кузен наметанным взглядом солдата критически осмотрел пистолет, цыкнул, покачал головой и заговорил с Кларенсом тоном, каким обычно говорят с новобранцами.
– Клари, Клари… Порох-то сырой. Дуло заржавело. Я еще удивляюсь, как тебе не оторвало руку.
– Клянусь, я ничего о ней не знал! – просипел Кларенс. Горло саднило от панического страха. – Я не знал, что ты взял ее вместе с собой на «Комету». Клянусь, Мак, клянусь, не знал. Я бы ни за что на свете не причинил ей никакого вреда. Ни за что.
Маккейди насмешливо приподнял бровь, но ничего не сказал. Придвинув ногой свободный стул, он сел по другую сторону стола. Кларенс, как завороженный, следил за тем, как обожженные паром, но все равно изящные руки его кузена ловко орудуют шомполом, извлекая из пистолета порох и неиспользованную пулю.
– Мак… – «Господи, это как течение в бухте Крукнек, – подумал Кларенс. – Ты пытаешься объяснить, но твои объяснения никому не нужны, совершенно бесполезны». – Я бы никогда не причинил вреда Джессалин. Я люблю ее.
– Ты помнишь Джеки Стаута, Клари? – поинтересовался Маккейди, и Кларенса накрыла новая волна ужаса.
Маккейди достал из футляра небольшую промасленную тряпочку и принялся чистить дуло.
– Как-то раз мы с тобой и с ним занимались контрабандой. Помнишь, нас еще тогда чуть не накрыли таможенники? – Маккейди стер с полка остатки сгоревшего пороха и поднял на Кларенса пылающие яростью черные глаза. – Так вот, сегодня бедному Джеки кто-то проломил голову. Но он прожил достаточно долго, чтобы рассказать много интересного.
Внезапно он резко выбросил руку вперед и схватил Кларенса за горло. Встав со стула, он резко рванул вверх безвольно обмякшее тело. Кларенс чувствовал на своем лице горячее дыхание Маккейди, видел в глубине его черных глаз какие-то странные мерцающие огоньки. Это были плечи человека, который рубил на поле боя врагов, до тех нор, пока гора трупов не доходила ему до плеч. Кларенс снопа ощутил во рту горький и холодный привкус смерти.
– Ты, мерзавец, сжег ее дом. Ты портил ее лошадей. Ты не давал ей выиграть на скачках. О, ты причинял ей вред, Клари. И еще какой.
– Я всего лишь хотел, чтобы она вышла за меня замуж. Я бы очень хорошо с ней обращался. Со мной она была бы счастлива.
Маккейди разжал кулак, и Кларенс плюхнулся на стул.
– Ты откажешься от своего места в парламенте, – заявил Трелони.
Кларенс облизал губы. Во рту так пересохло, что он даже не мог сглотнуть.
– У тебя нет доказательств. Настоящих доказательств.
– А мне не нужны доказательства. У меня есть связи. – Маккейди достал из футляра мешочек с порохом и начал заряжать пистолет. – Ты же знаешь, что такое связи, правда, Клари? Я знаком с твоим патроном, лордом Арбрури. Мы с ним в довольно близких, приятельских отношениях. – Маккейди добавил в дуло черного пороха и утрамбовал его шомполом. – В Индии мы воевали вместе с его единственным сыном, и он почему-то убежден, что я однажды спас его мальчику жизнь. Стоит мне сказать ему хоть слово, и тебя не выберут даже пастухом в самом захолустном округе Уэльса. – Маккейди обернул свинцовый шарик небольшим кусочком ткани и затолкал его в дуло.
Когда Маккейди снова поднял взгляд, Кларенс вздрогнул – в глазах кузена не было и тени жалости.
– Когда я разделаюсь с тобой и твоей репутацией, во всем Лондоне не найдется ни клуба, ни частного дома, куда тебя пустили бы даже на порог. Никаких приглашений на рауты к лорду Имярек. Никаких приемов в сомерсетском поместье герцога Такого-то-и-такого-то. Я лишу тебя всего, к чему ты так стремился, Клари.
Но Кларенс почти не воспринимал его слова. Конечно, наказание, которым ему грозил Маккейди, было чудовищным. Но сейчас он мог сосредоточиться только на одном-единственном. На паническом страхе, который охватил все его существо.
– Пожалуйста, не говори Джессалин, что я сделал. Прошу тебя, не говори ей.
– Она все знает. Все без исключения. И не хочет больше тебя видеть, Клари. Никогда.
В груди у Кларенса внезапно образовалась какая-то чудовищная пустота. Он выглянул в окно. Собака перестала лаять, служанка тоже уже ушла. Ему казалось, что у него внутри вдруг возникла огромная, бесплодная пустыня. Вот теперь он действительно навсегда потерял ее. Навсегда. Кларенс не знал, как он сможет это пережить.
– Но я люблю ее, – жалобно промямлил он. Краем глаза заметив какое-то движение, Кларенс повернул голову.
Дуло пистолета было нацелено ему прямо между глаз. Оно казалось огромным и черным, как вход в преисподнюю. Но слова Маккейди разили больнее пуль.
– Она моя, Титвелл. Придется тебе привыкнуть к этой мысли.
Палец Маккейди напрягся на спусковом крючке.
К своему великому стыду, Кларенс обнаружил, что дрожит, как больной лихорадкой старик. Горячие слезы потекли по его щекам. Он крепко зажмурился и стал ждать… Но вдруг послышался щелчок замка. Голова Кларенса испуганно дернулась. Он открыл глаза. Маккейди в комнате не было. Он посмотрел на стол. Прямо перед ним лежал пистолет. Заряженный, готовый к стрельбе.
Маккейди немного задержался у лестницы. Положив руку на перила, он прислушался. Прошло несколько минут, а звука выстрела так и не последовало. Это и стало ответом на давно мучивший его вопрос.
Трелони обязательно бы нажал на курок.
Маккейди нашел Джессалин не сразу. Он ненавидел такие минуты, потому что его обязательно
