произносится вслух.
— Во всяком случае, это побочное расследование. А вообще-то мне надо написать биографию.
— Мм. Что, он симпатичный?
— Кто?
— Ты прекрасно знаешь кто.
Она знала, и ложь вызывала у нее неприятное чувство. Со вздохом Элли призналась:
— Слово 'красивый' в данном случае не передает всего, что можно было бы сказать.
Бабушка поцокала языком.
— Не потеряй голову на этот раз.
— Ну уж нет, я усвоила урок. Хорошенького понемножку! — Удовлетворенная тем, что предупредила внучку о возможной опасности, Джеральдина сказала:
— Буду молиться за тебя, как всегда. Я тебя люблю.
— И я тебя люблю, бабуля. Позвоню через пару дней.
Думая об этом предупреждении, Элли не сделала ничего, чтобы как-то приукрасить свою внешность перед тем, как утром за ней зашел Блю. Она надела практичные хлопчатобумажные шорты, чистые и отглаженные, но совсем не сексуальные, и такую же чистую, выглаженную блузку. Намочила волосы и зачесала их назад, закрепив широкой заколкой, и решила не краситься, но потом пошла на компромисс, наложив чуть-чуть румян, чтобы скрыть свою бледность, и говоря себе, что делает это исключительно для самоуважения.
Невинная ложь, которая открылась сразу же, как только она в ответ на его стук открыла дверь.
— Доброе утро, — протяжно проговорил Блю.
Элли втянула носом воздух. Вместе с ароматом роз донесся запах чистого мужского тела. Она пыталась убедить себя, что вчера преувеличивала его красоту. Вовсе нет.
— Доброе, — ответила она.
Закрыла дверь, позволила ему распахнуть перед ней дверцу грузовичка. Блю сел за руль.
— Как насчет завтрака? — спросил он.
— Было бы здорово.
— Хорошо. — Он завел машину и потянулся к радио. — Вы не против?
Элли покачала головой. Он щелкнул переключателем, и она приготовилась слушать рок-н-ролл, а может быть, соул или блюз. Вместо этого машину наполнили веселые звуки свинга. Элли улыбнулась, забыв о сдержанности, и посмотрела на него, подняв брови. Он выруливал со стоянки и поймал ее взгляд, когда повернулся, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида.
— Что? Вам не нравится?
'Черт, — подумала она. — Не просто голубые глаза. Конечно, нет'. Эти глаза заставили ее подумать о том неуловимом мгновении, которое разделяет ночь и день, свет и тьму, надежду и отчаяние.
— Нет, на самом деле мне нравится. — Она наклонила голову. — Просто я не ожидала такого от вас. Это ужасно понью-йоркски.
Он подмигнул:
— Держись ко мне поближе, детка. Я полон сюрпризов. — Элли хмыкнула, и напряженность оставила ее. Ну что ж, он великолепен! Но она с этим справится.
— Расскажите мне о городе, — попросила она.
Все время короткого пути он развлекал ее забавными историями о том, как зарабатывались и терялись состояния в городке.
— И вот, — насмешливо проговорил он, — историческое событие. Пайн-Бенд, три тысячи жителей.
Они ехали по сонной главной улице, на которой стояли дома, возведенные в основном сто лет назад, и среди них странно выглядели 'Макдоналдс' и современная автозаправка. Одна из боковых улочек была перегорожена, и Элли увидела экскаваторы и другую строительную технику.
— Что здесь будет? Супермаркет?
— Мы не такие большие, чтобы заиметь супермаркет, — с ухмылкой сказал Блю. — Здесь возводится памятник ветеранам Вьетнама. — Он притормозил за тягачом, в трейлере которого стояли лошади, и посмотрел в зеркальце. — Маркус, с которым вы познакомились вчера, заведует строительством. Предполагалось, что мемориал закончат к Дню памяти, но теперь они перенесли открытие на Четвертое июля. Посмотрим.
Элли взглянула на него:
— Это правда?
— Да. Хотите — верьте, хотите — нет, но несчастный городишко потерял в этой войне больше сорока человек.
— Почему так много? — Он пожал плечами:
— Патриоты, наверное.
Блю повернул за угол возле здания суда — огромного, сложного архитектурного сооружения из красного камня — и подождал, пока какая-то машина выедет со стоянки напротив явно популярного кафе. Водитель машины помахал ему, с неприкрытым любопытством посмотрев на Элли. Блю помахал в ответ и занял освободившееся место.
— Мы прибыли.
'У всей этой картины очень домашний уютный вид', — подумала Элли, выходя из грузовичка. Здание суда с широкими лужайками вокруг и аллеей густых ореховых деревьев, грузовики и фермерские повозки на улицах, толпа белых и черных людей, спешащих по своим делам, пока не стало слишком жарко.
— Ну как? — спросил Блю.
— По-домашнему, — улыбнулась она.
В кафе было так же уютно. Оно явно насчитывало уже не один десяток лет, но стены недавно перекрасили, нанеся зелено-белый рисунок вьющегося плюща, а зеленое пластиковое покрытие перегородок и стульев выглядело совсем новым. Официантки были в свободных брюках, рубашках-поло и теннисных туфлях. Одна из них спешила выполнить заказ, но, когда увидела Блю, тотчас сменила направление.
— Эй, красавчик, — сказала она.
— Как поживаешь, Джули? — Блю за локоть притянул Элли поближе. — Это моя гостья, Элли Коннор.
— Привет, — без энтузиазма произнесла официантка. Элли сдержала улыбку. — Вот сюда. Столик для двоих у окна. — Она дождалась, пока они прошли и сели, потом добавила: — Я же знаю, как ты любишь провожать взглядом девчонок.
— Спасибо.
Блю взглянул на Элли, и в его глазах заплясали веселые огоньки.
— Старая подружка? — предположила Элли, когда официантка отошла.
— Да, семнадцатилетней давности. — Он не рассмеялся вслух, но она увидела, как поползли в стороны уголки его рта. — Кому-то надо быть неотразимым, верно?
— Какая скромность с вашей стороны.
Небрежное пожатие плеч, такой обаятельный и одновременно самокритичный жест. Блю наклонился вперед и понизил голос:
— Несколько месяцев назад ее бросил муж. Она просто страдает от одиночества.
— Я постараюсь выглядеть не слишком отпугивающе, — прошептала в ответ Элли, потом посмотрела на официантку.
Рыжеволосая, высокая и подтянутая, она обладала той ухоженной красотой, которая у Элли всегда ассоциировалась с женщинами Техаса. Она хмыкнула.
— Уверена, что ваша знакомая просто в ужасе.
Ей не удалось достаточно быстро отвести глаза, и неистовая синева его глаз обрушилась на нее.
— Любая женщина, которая хоть что-нибудь понимает, пошла бы на все, чтобы иметь такой рот, как у вас, — сказал он.
Теперь было почти невозможно удержаться от того, чтобы не поджать губы, или скривить их, или
