кое-что приятное на закуску. Квартира нам попалась на диво удачная.
Я разлил шерри, и мы подняли бокалы.
– За здоровье, силу… и удачу, – сказал я.
Она кивнула. Мы выпили.
Когда мы принялись за превосходный паштет, Джозелла спросила:
– Что, если бы сейчас вдруг вернулся владелец всего этого?
– Мы объяснили бы ему… и он был бы только благодарен за то, что кто-то может сказать ему, где какая бутылка и так далее… Но вряд ли это случится.
– Пожалуй, – согласилась она, подумав. – Да, пожалуй. Боюсь, что это вряд ли случится. А интересно… – Она оглядела комнату. Ее взгляд остановился на белом цоколе с рифленой облицовкой. – Вы не включали радио?.. Ведь это радио, не правда ли?
– Это и радио и телевизор, – ответил я. – Но он не работает. Нет тока.
– Ну конечно, я забыла. Наверно, мы долго еще будем забывать такие вещи.
– Но я включал другой приемник, когда выходил. На батарейках. И ничего. В эфире тишина, как в могиле.
– И это значит, что везде как у нас?
– Боюсь, что да. Пищит кто-то морзянкой на сорока двух метрах, и больше ничего. Нет даже несущей частоты, хотел бы я знать, кто он и где находится этот бедняга.
– Будет… будет очень тяжело, да, Билл?
– Будет… Нет, я не желаю омрачать этот обед, – сказал я. – Делу время, потехе час… а в будущем нас совершенно определенно ждет дело. Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном. Например, сколько раз вы были влюблены и почему до сих пор не замужем… или вы замужем? Сами видите, как мало я знаю. Вашу биографию, будьте так любезны.
– Ну что же, – сказала она, – я родилась в трех милях отсюда, и моя мать была этим очень недовольна.
Я поднял брови.
– Видите ли, она твердо решила, что я буду американкой. Но когда за нею приехали, чтобы отвезти на аэродром, было уже поздно. Она была весьма импульсивной… Думаю, это передалось и мне.
Она продолжала болтать. Ничего примечательного не случилось в ее ранние годы, но, по-моему, ей нравилось вспоминать о них и на время отвлечься от нашего положения. А мне нравилось слушать ее, как она болтает о знакомых и забавных вещах, которые уже исчезли их этого мира. Мы с легкостью прошли через ее детство, через школьные годы и «выход в свет», если это выражение еще что-нибудь значило.
– Когда мне исполнилось девятнадцать, я едва не вышла замуж, – призналась она. – И как же я рада сейчас, что из этого ничего не получилось! Тогда я, конечно, думала по-другому. У меня была ужасная ссора с папой, который все это расстроил. Он-то ведь сразу понял, что Лайонель просто слигад и…
– Кто? – прервал я ее.
– Слигад. Вроде как помесь слизняка и гада, этакий светский тунеядец. Так вот, я порвала с семьей и ушла жить к одной своей подруге, у которой была квартира. Тогда семья перестала давать мне деньги. Это было очень глупо, так как могло привести совсем не к тем результатам, на которые они рассчитывали. Не случилось же этого просто потому, что образ жизни всех моих знакомых девушек, вступивших на такую стезю, показался мне очень уж утомительным. Слишком мало радостей, ужасное количество скандалов из ревности, которые приходится улаживать… и слишком много расчета. Вы не поверите, сколько им приходилось рассчитывать, чтобы удерживать при себе одного-двух запасных партнеров… – Она задумалась.
– Это неважно, – заметил я. – Общую мысль я уловил. Вы просто не хотели никаких партнеров.
– Вы не лишены интуиции. В общем я все равно не могла оставаться нахлебницей у подруги, где я жила. Мне нужно было зарабатывать, и тогда я написала книгу.
Мне показалось, что я ослышался.
– То есть вы сделали компиляцию?
– Я написала книгу. – Она взглянула на меня и улыбнулась. – Должно быть, я страшно тупая на вид – так на меня глядели все, когда я говорила, что пишу книгу. Заметьте, книга получилась не такая уж хорошая… Я хочу сказать, не такая, как у Олдоса, или Чарлза, или других людей в этом роде. Но свое дело она сделала.
Я не стал осведомляться, какого из всех мыслимых Чарлзов она имеет в виду. Я просто спросил:
– Вы хотите сказать, что она была издана?
– О да. И она принесла мне много денег. Право на экранизацию…
– Что же это за книга? – спросил я с любопытством.
– Она называется «Мои похождения в мире секса».
Я вытаращил глаза, затем хлопнул себя по лбу.
– Джозелла Плэйтон, ну конечно! Я никак не мог вспомнить, где я слышал ваше имя. Так это вы написали ту штуку? – добавил я недоверчиво.
Не знаю, почему я не вспомнил раньше. Ее фотографии были всюду (не очень хорошие фотографии, как я теперь убедился), и всюду была эта книга. Две крупные библиотеки наложили на нее запрет, скорее всего просто из-за названия. После этого успех ей был обеспечен, и книга стала продаваться сотнями тысяч экземпляров. Джозелла хихикнула. Я был рад, что ей смешно.
– О боже, сказала она. – Вы на меня глядите совершенно как все мои родственники.
– Не могу им ставить этого в вину, – заметил я.
– А вы ее читали?
Я покачал головой. Она вздохнула.
– Смешной народ. Вам известны только название и реклама, и вы уже шокированы. А в действительности это такая безобидная маленькая книжечка. Смесь незрелой искушенности и розовой романтики с пятнышками девичьего румянца. Но с названием мне повезло.
– Тоже мне везенье, – сказал я. – Да еще имя поставили свое настоящее.
– Это было ошибкой, – согласилась она. – Издатели убедили меня, что так будет лучше для рекламы. Со своей точки зрения, они были правы. Я приобрела скандальную известность. Меня прямо распирало от смеха, когда люди в ресторанах и прочих местах осторожно разглядывали меня – как видно, им было трудно связать воедино то, что они видели, и то, что они думали. Ко мне на квартиру стали регулярно наведываться всякие личности, которые мне совсем не нравились, и, чтобы избавиться от них, я снова вернулась домой: я ведь уже доказала, что могу прожить самостоятельно. Впрочем, книга все-таки подпортила мою репутацию. Оказалось, люди склонны воспринимать ее название буквально. По всей видимости, я была навек обречена отбиваться от людей, которых терпеть не могла… а те, которых я была готова терпеть, были либо напуганы, либо шокированы. Больше всего меня раздражало, что книга даже не была безнравственной. Она была просто глупой, и разумным людям следовало бы понимать это.
Она промолчала. Мне пришло в голову, что разумные люди сочли просто глупой и самого автора, но я не стал говорить этого вслух. Все мы в молодости творили безрассудства, о которых потом неприятно вспоминать, но поступки, имеющие следствием финансовый успех, люди почему-то не склонны рассматривать как безрассудства молодости.
– Из-за этого все как-то пошло прахом, – пожаловалась она. – Я принялась за новую книгу, чтобы выправить положение. Но я рада, что так и не закончила ее. Она получилась резковатой.
– И название такое же волнующее? – спросил я.
Она покачала головой.
– Я собиралась назвать ее «Здесь покинутая».
– Гм… Да, в нем, конечно, уже нет той изюминки, – сказал я. – Цитата?
– Да, – кивнула она. – Из мистера Конгрива: «Здесь покинутая дева отдыхает от любви».
– Э… А… – сказал я и на несколько минут погрузился в размышления.
– А теперь, – предложил я, – настало, мне думается, время составить вчерне план наших действий.
