Следующее письмо Дороти информировало его, что состояние возбуждения распространилось по всей Западной Англии. Создавалось впечатление, что местные жители буквально раскололись из-за желтых шаров на две философские школы.
Садоводы и их друзья бурно защищали свое право выращивать на собственной земле все, что им вздумается, в то время как оппозиция без явных причин для подобного рода заявлений утверждала, что это растение, безусловно, вредное. Как полагала Дороти, они разделяли ее все растущую неприязнь к шарам. Несколько дней назад в Бодмине даже имело место нечто вроде бунта, по ходу которого три шара были расколоты.
Дочитав письмо, Ральф вернулся к газете и обнаружил там информацию, которая заставила его озабоченно наморщить лоб.
Оказывается, положение в Ньюквее становилось все более серьезным. Одна из жертв неизвестной болезни скончалась, прочие же пациенты находись в тяжелом состоянии.
Далее следовала информация, что та же таинственная болезнь обнаружена в Бодмине, причем выражалась уверенность, что в последнем случае ее уже никак не припишешь любви позагорать.
Ральф задумчиво вынул из кармана отцовскую семенную капсулу и воззрился на нее.
«Возможно, я и дурак. Не исключено, что это просто совпадение. Но это стоит проверить»,— сказал он сам себе.
Прежде чем заглянуть к себе в кабинет, он позвонил в лабораторию приятеля, который работал в биохимическом отделе «Амальгамэйтед Кемикэлз Лимитед».
Прошло два дня, прежде чем он услышал о результатах исследования капсулы. Биохимик Арнольд Джордан вошел в его кабинет как раз, когда он заканчивал работу.
— Ну как, ты ее раскусил? — спросил Ральф. Арнольд кивнул.
— Да, раскусил. И не уверен, то ли я должен угостить тебя обедом за то, что ты мне ее подсунул, то ли с тебя причитается за то, что доставил мне так дьявольски много работы. В целом же я склоняюсь к последнему.
— Отлично. Ты выглядишь так, как будто немного доброй пищи тебе совсем бы не повредило. Идем.
Только в самом конце обеда, уже за кофе и сигаретами, Арнольд согласился изложить свое заключение, причем начал с претензий:
— Думаю, старина, ты бы мог меня и получше предупредить насчет этого зловредного образчика, который принес.
— Ну я же тебе сказал, что, по моему мнению это какая-то весьма пакостная штука,— заметил Ральф.— В конце концов, причина, по которой я ее тебе принес именно в том, что я о ней почти ничего не знаю.
— И где же ты ее, если не секрет, раздобыл? — с любопытством спросил Арнольд.
Когда Ральф все объяснил, его манеры утратили обычное легкое добродушие, лицо сделалось серьезным.
— Боже мой! Так ты хочешь сказать, что эту дрянь выращивают? Зачем?
— Для еды. А зачем еще выращивают овощи.
— Но ведь это же — грибы.
— Я тоже подумал, что очень на то похоже, но существует немало съедобных грибов, которые нужно только правильно приготовить.
Несколько секунд Арнольд был не в состоянии ответить. Он, казалось, и не слышал последней фразу приятеля, лишь упорно смотрел в одну точку. Когда он наконец очнулся, выражение его лица напугало Ральфа.
— Ты что-нибудь знаешь о грибах?
— Нет,— тут же ответил Ральф.
— Тогда постараюсь быть кратким, но попробую объяснить тебе, что это такое. Прежде всего, существует два типа грибов. Гриб — это либо сапрофит, который живет за счет разлагающихся тканей, либо же он паразит, и в таком случае существует за счет живых тканей. Насколько известно, сапрофиты — ну ты их довольно много пробовал в свое время — это и лесные грибы, и плесень на сыре рокфор, и сотня других разновидностей. Ну а паразиты не столь многочисленны. Например, вид, который чаще всего поражает людей,— так называемый стригущий лишай. Ну, а тот особый образчик мерзости, который ты мне столь любезно вручил — ни то и ни другое. Или, скорее, и то, и другое. То есть можно сказать, что он в равной степени благоденствует и на мертвой, и на живой ткани. Чувствуешь, куда я клоню?
Ральф начал догадываться.
— Эта штука,— продолжал Арнольд,— не просто паразит, но притом еще и самый зловредный из всех известных. Все растения, о которых ты мне рассказывал, надо срезать, ликвидировать и уничтожить, пока они не созрели. Если позволить лопнуть хоть одному, если рассеются споры...— и он выразительно распростер руки.
Ральф нервно оглядел его:
— А ты уверен?
Арнольд кивнул.
— Насчет опасности я убежден абсолютно. Что же до самого растения, то я весьма озадачен. Очевидно, споры были заключены в растворимую капсулу, чтобы их можно было безопасно посадить и взрастить. Если твоя информация верна, все это, похоже, организовывалось со злым умыслом и в широком масштабе. Эти споры не просто случайно рассеяли и вырастили наудачу, нет, были предприняты широкие меры, чтобы побудить людей культивировать этот гриб, в результате чего однажды повсюду разлетятся миллионы спор,— он сделал паузу и добавил: — Наша задача —• попытаться это остановить, старина. Кто- то должен вмешаться, или да поможет Бог тысячам несчастных.
Ральф молчал. Он вспомнил таинственную эпидемию в Ньюквее и подобную же вспышку в Бодмине. Он снова представил себе слизистый желтый шар в отцовском саду, и, когда он взглянул на приятеля, лицо его снова побледнело.
— Мы опоздали,— сказал он.— Уже началось.
Глава 3. ОПАСНОСТЬ ВОЗРАСТАЕТ
— Чепуха! — подчеркнуто резко сказал майор Форбс.— Чепуха и вздор! Вам бы следовало все получше разузнать, молодой человек, а не являться ко мне со всякими старушечьими байками.
Ральф оставил попытки переубедить старика. Накануне вечером, после разговора с Арнольдом, он сел на ближайший поезд, направляющийся на Запад, и провел в дороге всю ночь. Нельзя было терять ни секунды. Насколько он знал, огромные шары могли лопнуть сами собой в любой час, не говоря уже об опасности, что один из них обо что-то случайно ударится, и споры разлетятся по окрестностям.
Ральф примчался в Сент-Брайан усталый и обеспокоенный, но оба старика — отец Дороти и его собственный — выслушали его рассказ с полнейшим недоверием. Тщетно он приводил в качестве доказательства случаи заболевания и пересказывал им услышанное от Арнольда. Никакого проку. Каждый из сельских джентльменов про себя решил, что это какая-то хитрая уловка садоводов-соперников, желающих устранить его с пути. А если это и гриб, какой стоящий мужчина способен испугаться каких-то там лопающихся шаров, пусть даже и необычайно больших.
— Нет,— твердо повторил майор Форбс.— Ты говоришь, что твоя мать и моя дочь хотят уехать. Ничуть не сомневаюсь. Женщины всегда рады рвануть в Лондон не из-за одного, так из-за другого. Возьми их с собой, им полезно сменить обстановку, но не пудри мне мозги.
Подобную же беседу он имел и со своим отцом. Миссис Уэйт попыталась умерить раздражение мужа.
— Ладно, не беспокой больше отца, дорогой. Ты должен понять, что он ничего и слушать не желает.
