вернулся, в его честь устроили состязания, — с надеждой подсказала она.
— И он всех победил, да? — выговорил Мэтью, прожевывая булку с мармеладом.
— Конечно! Это ж в его честь, — радостно сообщила Полли.
— Никаких состязаний, — сказал я. — И празднеств тоже не будет. Мы с Мэтью тихо погуляем, а?
— Ладно, — сказал Мэтью.
Мы пошли по берегу реки.
— Он сказал, что уходит, — начал я.
— Да, — ответил Мэтью и вздохнул. — Теперь хоть он все объяснил как следует, а раньше было просто жутко.
Я не стал допытываться, как же он все объяснил. Мэтью снова вздохнул.
— Скучновато будет, — сказал он. — С ним я стал лучше замечать, как и что.
— А ты сам замечай. Мир у нас интересный, есть что заметить.
— Да я замечаю! То есть я теперь больше замечаю. Только скучно одному…
— А ты рисуй, тогда и другие увидят, — предложил я.
— Да, — согласился он. — Не совсем то же, а все-таки…
Я остановился и сунул руку в карман.
— Мэтью, у меня для тебя кое-что есть.
И я протянул ему красную коробочку.
Мэтью помрачнел и не взял ее.
— Возьми, — сказал я.
Тогда он взял и невесело на нее уставился.
— Открой, — сказал я.
Медленно, нехотя, он нажал на кнопку, и крышка поднялась.
Медаль сверкала на солнце решкой кверху. Мэтью взглянул на нее равнодушно или даже с отвращением. Вдруг он застыл, потом нагнулся и не двигался несколько секунд. А затем поднял голову и улыбнулся, хотя глаза его блестели слишком сильно.
— Спасибо, — сказал он. — Ой, папа, спасибо! — и снова наклонился, чтоб рассмотреть получше.
Надпись сделали на славу — как будто всегда так было:
ЧОККИ
ЗА ПРОЯВЛЕННЫЙ ГЕРОИЗМ.
Примечания
1
1 Намек на «Кентерберийские рассказы» Чосера, где описывается паломничество к мощам святого Фомы Бекета.