бинером», вот «бинер» — это мексикашка.
— В общем-то я всего лишь наполовину мексикашка.
— Да? Тогда ты и галочки недостоин.
Элсия была исключением из теории Арта «Три С». Она незаметно проникла в его жизнь, подорвав самодостаточность, уже укоренившуюся в нем, когда он познакомился с ней. Скрытность давно стала привычкой, защитной стеной, которую он старательно возводил вокруг себя с самого детства. А к тому времени, когда он влюбился в Элси, Арт приобрел еще и профессиональные навыки в этом искусстве.
«Разведчики талантов» из Компании зацепили его на втором курсе университета и сорвали, словно удобно висящий спелый плод.
Профессор Осуна, кубинский эмигрант, его преподаватель по международным отношениям, пригласил Арта на кофе, стал давать советы, какие науки, языки лучше изучать. Позже, во время обедов у него дома, учил, какой вилкой пользоваться, какое вино с чем пить и даже с какими женщинами встречаться. (Элсия профессору Осуне очень понравилась. «Она идеальная для тебя женщина, — заметил он. — Она тебя отшлифует».)
Все это напоминало не вербовку, а обольщение.
И не сказать, чтоб Арта было так уж трудно соблазнить. Потерянный, одинокий, дитя двух культур, он находился между двумя мирами, и места для него не было ни в одном.
У них есть нюх на парней вроде тебя, думал Арт позже. Ты был находкой для них — умный, закаленный улицей, амбициозный. Белый, но дерущийся по-черному. Все, что требовалось, — чуть отполировать тебя, придать лоск, и они это сделали. Потом посыпались мелкие поручения. «Артуро, приезжает боливийский профессор. Пожалуйста, покажи ему город». Еще несколько подобных поручений, и «Артуро, чем доктору Эчеверриа нравится заниматься в свободное время? Он пьет? Ему нравятся девочки? Нет? Может, мальчики?». А потом: «Артуро, если профессору Мендесу захочется марихуаны, ты сумеешь ему достать?», «Артуро, ты можешь сказать, с кем наш друг, известный поэт, беседует по Телефону?», «Артуро, это подслушивающее устройства Установи в его комнате. Сумеешь?»
Арт выполнял все глазом не моргнув, и выполнял хорошо. Диплом и билет в Лэнгли ему вручили практически в один день. Он попытался объяснить это Элси, но получилось не очень понятно:
— Я вообще-то могу тебе все объяснить, но на самом деле не могу, — вот и все, что он сумел изобрести.
Элси была девушкой неглупой и поняла все правильно:
— Бокс — вот метафора, идеально подходящая для тебя.
— То есть?
— Искусство не подпускать никого близко. Ты добился в нем больших успехов: тебя никто и ничто не трогает.
Это неправда, подумал Арт.
Они поженились за несколько недель до его отъезда во Вьетнам. Оттуда он писал ей длинные страстные письма, где никогда ни слова не было о том, чем он на самом деле занимался. Он очень переменился, подумала Элси, когда Арт приехал домой. Наверно, это неизбежно. Он еще больше замкнулся. Вокруг стены, охраняющей его внутренний мир, он вырыл даже не ров, а океан эмоциональной отстраненности. Правда, временами он вновь превращался в того нежного, ласкового парня, в которого когда-то влюбилась Элси.
Элсия обрадовалась, услышав, что он подумывает о перемене работы. Арт загорелся энтузиазмом, услышав о новом наркоуправлении: он считал, что сумеет принести там большую пользу. Элси поощряла мужа взяться за эту работу, хотя это означало, что он опять исчезнет еще на три месяца. Дома он побыл совсем недолго.
В письмах из Мексики тоже ничего не было о его работе. Да я бездельничаю! — писал он ей. Ни черта не делаю, только жалею себя.
Ну так оторви задницу от стула и займись хоть чем-нибудь, писала в ответ она. Или бросай все и возвращайся домой, ко мне. Я уверена, папа без труда найдет тебе работу в штате сенатора, скажи только слово.
Но Арт этого слова не сказал.
Однако задницу оторвал и отправился поклониться святому.
Все в Синалоа знали легенду о Санто Хесусе Малверде. Это был бандит, отважный разбойник, который все раздавал бедным, такой синалоанский Робин Гуд. Удача отвернулась от него в 1909-м, и
Храм возник стихийно. Сначала приносили цветы, потом поставили фотографию. Как-то ночью бедняки соорудили что-то вроде часовни из грубо отесанных досок. Полиция побоялась снести ее, потому что в народе уже гуляла легенда, будто в ней обитает душа Малверде и что если прийти сюда, помолиться, зажечь свечу и дать религиозный обет —
Даст хороший урожай, защитит от врагов, избавит от болезней.
На стенах храма были прикреплены записочки с благодарностями, где перечислялись блага, ниспосланные Малверде: выздоровел больной ребенок; появилась волшебным образом нужная сумма денег; кто-то спасся от ареста, кто-то от убийц; сняли обвинение; благополучно вернулся
Арт отправился к храму, рассудив, что если с чего-то начинать, то лучшего места не придумать. Дошел пешком от отеля, терпеливо переждал очередь паломников и наконец попал внутрь.
К святым он привык. Мать истово таскала его в церковь Девы Марии Гваделупской в баррио Логан, где он посещал уроки катехизиса, получил первое причастие, был конфирмован. Он молился святым, зажигал свечи у статуй. Ребенком он обожал рассматривать изображения святых.
Да и в колледже Арт оставался ревностным католиком. Даже во Вьетнаме поначалу прилежно посещал церковь, но постепенно его религиозность поугасла, и он перестал ходить на исповеди.
Как это произошло? «Прости меня, отец, я согрешил. Прости меня, отец, я согрешил, простои — согрешил, прости — согрешил...» Какой в этом смысл, черт побери? Каждый день я намечаю людей, которых нужно убить, а на другой день, бывает, убиваю их сам. Какой же смысл приходить сюда, просить прощения и обещать, что это больше никогда не повторится, если это моя работа и убийства совершаются по графику, регулярно, как мессы?
Сол Скэки, один из сотрудников спецотряда, ходил к мессе каждое воскресенье, если не был занят в операциях по убийству людей. Арт только диву давался: неужели Сол не осознает лицемерия происходящего? Они даже порассуждали на эту тему как-то за выпивкой вечером. Арт и этот, такой итальянский итальянец из Нью-Йорка.
— Меня это не колышет, — заявил Скэки. — И тебя не должно. Вьетконговцы всё одно в Бога не верят, так что ну их на хрен!
Между ними завязался ожесточенный спор. Арта потрясло, что Скэки и в самом деле считает, будто они, убивая вьетконговцев, творят Божье дело. Коммунисты, они же все атеисты, твердил Скэки, и хотят уничтожить Церковь. Так что мы защищаем Церковь, а потому это не грех, а наш долг.
Сунув руку под рубашку, он показал Арту образок святого Антония, который носил на цепочке на шее.
— Меня хранит святой, — поделился он. — И тебе тоже нужно носить такой.
Но Арт не стал.
И теперь, в Кульякане, он стоял и смотрел в обсидиановые глаза Санто Хесуса Малверде. Гипсовая кожа светилась белизной, усы были угольно-черными, а кроваво-красная полоска вокруг шеи напоминала паломникам, что этот святой, как и все настоящие святые, был предан мученической смерти.
Санто Хесус умер за наши грехи.
— Послушай, — обратился Арт к статуе, — что ты там делаешь, не знаю, но это срабатывает, а что бы ни делал я — нет, так что...
Арт сотворил
