– Да, – отвечает Кит – словно защищаясь, словно он все равно бы не признался, если б было иначе.
– Что ты там видел? – Тим надеется, что мальчишка видел только ярко-белую вспышку и больше ничего, потому что перед глазами у Тима до сих пор стоит безголовое тело Джонсона и ковбойские сапоги. И хотя он навидался такого дерьма в Заливе, ребенку совершенно незачем держать это в голове.
– Ничего, – отвечает Кит.
– Скоро все это кончится, дружище, – обещает Тим. – Я тебя отвезу обратно к маме.
– Я к ней не хочу.
– Ну, мы с тобой это еще обсудим, хорошо? – говорит Тим. – А сейчас давай-ка поспи. Я буду здесь, рядом.
Он обнимает мальчика, целует, ощущает его губы у себя на щеке, и это так необычно, ну да ладно. Он уже выходит из комнаты, когда слышит голос Кита:
– А почему тебя хотят убить?
Тим сам толком не знает почему, но у него всегда под рукой универсальный ответ:
– Потому что я делал в жизни всякие плохие вещи.
– Как раздолбай?
– Не употребляй такие слова, – предупреждает Тим. – Но, в общем, да, как
Похоже, это удовлетворяет мальчишку, ему этого достаточно.
– Да
Это очень великодушно со стороны мальчика, думает Тим, которому не пришлось в жизни близко познакомиться с великодушием.
– Все будет нормально, – добавляет Кит. Поворачивается и натягивает на себя одеяло.
«Легко ему так говорить, – думает Тим. – А я и не знаю, как это – нормально, в моем-то положении».
Зато он знает, что ему надо выбраться отсюда, снова встретиться с Монахом и выведать у того историю с Уэртеро. Заполучить достаточно денег, чтобы где-нибудь затеряться, и обязательно вернуть ребенка матери. Все его затеи и сами по себе невыполнимы, а уж с ребенком на шее…
«И я больше не хочу подвергать его опасности, – решает Тим. – Ни за что на свете. Значит, предстоит найти ему няньку – тоже дельце не для слабонервных».
Он сидит, глядя в окно на лунный свет над волнами и думая о том, где, черт дери, ему отыскать кого- нибудь, кому он сможет доверять, и тут раздается тихий стук в дверь. Это стучит Элизабет.
55
Тим подносит указательный палец к губам и предупреждает:
– Ребенок спит.
Элизабет тихо закрывает за собой дверь, снимает куртку и бросает ее на старый диван под окном.
– Откуда ты узнала, что я здесь?
– Я не знала, – отвечает она. – Я каждый вечер проезжаю мимо, смотрю, не горит ли свет.
Выглядит она великолепно. На ней шелковая блузка изумрудно-зеленого цвета, заправленная в джинсы-варенки, лодочные мокасины на шнуровке. Тонкое золотое ожерелье спадает с шеи на высокую грудь.
– Как Кит? – спрашивает она.
– Получил порядочную встряску, – отвечает он.
– Ничего, если я сяду?
– Садись.
Элизабет устраивается на диване, и складки на ее джинсах образуют острую букву «V» между ногами. Она кладет руку на спинку дивана и сообщает:
– Дон Уэртеро тебя ищет.
– Врешь ты все. – В глазах у нее проскакивает смешинка, и Тим почему-то считает нужным добавить: – Да и Брайан ищет, если уж на то пошло.
Она качает головой:
– Брайан мертв.
– Не врешь?
– Не вру, – говорит она. – Брайана постигла та участь, которую Уэртеро обещал тебе. Несколько часов он держал его голым на солнце, а потом привязал к бамперу внедорожника и поволок через кактусы. Радуйся, что тебя там не было.
– Радуюсь.
– Уэртеро послал Джонсона охотиться на тебя.
– Джонсон меня нашел. – Он наблюдает, как ее бровь изгибается изящной дугой, выражая любопытство. – Но ему снесло голову бомбой-ловушкой, так что мы не успели с ним толком пообщаться.
– Господи! – тревожится она. – Кит этого не видел, нет?
– Думаю, нет.
– Господи.
Он садится рядом с ней на диван.
– Casa del Brian[44] сгорел целиком, – говорит она.
Внутри у него, где-то в области желудка, проскальзывает искра… – чего – подозрения?.. – и он интересуется:
– Как же ты выбралась?
– Ну, Брайан меня исколошматил, и дону Уэртеро этого вроде бы показалось достаточно.
– И он тебя просто отпустил?
– Нет, – отвечает она, глядя ему в глаза эдаким циничным, умным, отчасти сердитым взглядом. – Он меня не просто так отпустил.
– Что это значит?
– Сам понимаешь, что это значит.
Они глядят друг на друга, и он словно бы со стороны наблюдает, как его рука тянется к ней, расстегивает верхнюю пуговицу на ее блузке, и Тим задается вопросом: откуда в нем силы еще и для
Он приподнимает одну прекрасную грудь над чашечкой бюстгальтера, потом наклоняется и нежно целует сосок, чувствуя ее длинные пальцы у себя на затылке, ощущая, как сосок под его языком делается упругим и сочным. Он оставляет его и вытаскивает ее блузку из джинсов, потом сползает на пол и снимает с нее обувь, все продолжая удивляться: что за человек, черт дери, все это делает? Ведь это же не я!
Она откидывается на спинку, и он стаскивает джинсы с ее чудесных длинных ног и потом снимает с нее черные трусики, которые кажутся такими мягкими даже по сравнению с мягкой кожей ее ног. Он смотрит, как они сползают с ее ног на дешевый ковер на полу, и потом поднимает глаза на треугольник рыжеватых волос. Он скользит руками вверх по ее ногам, мягко разводя их, и опускает голову вниз. Ее руки хватают его за плечи, когда он касается ее языком. Даже несмотря на то, что у него все напрягается и подрагивает под джинсами, он касается ее медленно и любовно, потому что ее били, и он считает, что она заслуживает нежности, и он
Элизабет стонет почти неслышно, ведь в соседней комнате спит ребенок. Тим не спешит, он поднимает глаза на ее лицо, ему не верится, что это он – с такой красивой женщиной и что ей это нравится;