Вайолет Уинспир
Дом незнакомцев
Глава 1
Марни Лестер собиралась работать в Лондоне, в клинике Стиллмена. Вечером накануне отъезда ее тетя и дядя устроили прощальный ужин. Поскольку Марни не любила суеты и суматохи, это была небольшая вечеринка. Семья и несколько друзей сидели вокруг обеденного стола, и каждый из них думал, насколько она молода для того, чтобы жить одной в большом городе. Но Марни настаивала на отъезде так, как только она умела это делать.
Разумеется, девушка любила Норфолк, но ей захотелось испытать полноту лондонской жизни, и именно поэтому после окончания школы она поступила на секретарские курсы в Норфолкском деловом колледже. Хорошо было дяде Ричарду говорить, что ей нет необходимости работать, но какое удовольствие можно было получить, просиживая все свободное время вместе с тетей Марджори, которая была в курсе всех местных новостей и вечно организовывала какие-то праздники и благотворительные базары?
– Я бы с ума сошла, устраивая праздники и продавая поношенную одежду на распродажах. Мне необходимо получать удовлетворение от хорошо сделанной работы.
– Быть секретарем не так легко, как ты, вероятно, думаешь, девочка моя. – В дяде Ричарде проявилась та напыщенная манера поведения, которая присуща семейным адвокатам. Он спрятал руки под шлицами пиджака в полоску. – Гарантирую, что через два месяца ты бегом прибежишь домой, жалуясь, что по горло сыта своими «великими приключениями». Я знаю тебя, Марни! Ты такая же непоседливая, как твой отец. Он никогда не мог заниматься чем-то больше двух месяцев.
– И все равно, дядя, я собираюсь попробовать. – Марни упрямо выпятила подбородок. – Мисс Гринхем в колледже лично рекомендовала меня руководителю этой клиники в Лондоне, и я думаю, что мне полезнее поработать с врачом-остеопатом, чем в бизнесе или в юриспруденции. – Ее зеленые глаза лукаво заблестели, но у Ричарда Лестера было плохо с чувством юмора, и он никогда до конца не понимал единственного ребенка своего брата. Ее идеи были дерзкими и довольно странными, и, сказать по правде, дядюшка испытал определенное облегчение оттого, что девушка наконец уезжала в Лондон. Его сын Дерек всегда был привязан к кузине, и теперь, когда девочке было девятнадцать и она стала взрослой, не так уж и плохо, если они расстанутся.
Браки между двоюродными братьями и сестрами все-таки не очень желательны. Мать Марни, концертирующая пианистка, оставила ей кругленькую сумму, но девушка вряд ли сможет превратиться в тихую домохозяйку. Казалось, ее руки тянутся к чему-то лежащему за пределами узких представлений Ричарда Лестера о жизни, и он нахмурился, вспомнив о внезапных вспышках веселости, сотрясавшей дом, когда она усаживалась в гостиной за фортепьяно и начинала шумно играть эти шансонетки из мюзик-холла, которым отец научил ее еще в детстве. А временами она становилась странно молчалива и отправлялась к реке Броде, где брала лодку и часами пропадала там, до смерти пугая тетю, когда возвращалась домой с веточками ивы в волосах и в штанах, мокрых по самые бедра.
Она пошла в отца. На башмаках Гленна лежала пыль странствий. Женитьба и даже ребенок не повлияли на него, он так никогда окончательно и не остепенился.
А Ричард Лестер твердо верил, что долг англичанина – устроить свой дом и быть законопослушным семейным человеком. Он хотел, чтобы его сын Дерек жил в соответствии с этой мудростью, особенно теперь, когда его взяли в фирму, а Марни могла бы сбить молодого человека с верно избранной колеи.
Дядя Марни посмотрел через стол и неодобрительно поджал губы. Ему вспомнились эти ужасные марши суфражисток, а в тонких чертах лица племянницы было что-то от нервической решимости этих женщин. Вздернутый подбородок и стройная осанка узкого тела подчеркивали независимость ее духа. Она считала, что все мужчины на одно лицо – домашние тираны, желающие превратить женщин в жен и матерей, отняв у них свободу.
Так она относилась и к Дереку. Носик ее насмешливо сморщился, когда Дерек сказал, глядя поверх стакана с шерри, что ей нужно всегда носить зеленое, потому что она в нем «такая миленькая».
– Пол Стиллмен канадец, насколько мне известно? – благодушно улыбаясь, обратился викарий к «тоненькой девочке-солдатику», как он шутливо называл ее, совершенно забыв этим вечером, что она тайком пробиралась в его сад и набивала карманы отборными сортовыми яблочками, не раз отмеченными призами.
– Это так, викарий, – ответствовал ему звонкий юношеский голос. – В колледже мисс Гринхем мне много о нем рассказывала. Он излечивает людей путем сложных манипуляций с их костями и суставами, и в клинике у него достаточно большой штат. Секретарше, которая работала с ним, пришлось вернуться в Канаду, так как мать ее умерла и присматривать за отцом стало некому. Мисс Гринхем услышала, что ему нужна новая секретарша, и рекомендовала меня на эту работу. Он думает, что мне будет интересно работать с ним.
– Я сама слышала об этом прославленном костоправе, – вставила мисс Кортфилд из Холла. Мисс Кортфилд сблизилась с Лестерами на почве благотворительной деятельности Марджори и время от времени оказывала им честь, присутствуя на их семейных ужинах. Марджори и ее муж почитали за счастье видеть ее у себя. Но она увлекалась охотой, и Марни это очень не нравилось.
– Надеюсь, вы слышали хорошие отзывы, мисс Кортфилд. – Зеленые глаза Марни холодно и прямо смотрели на лошадиное лицо почтенной женщины.
– Собственно говоря, я слышала, что он в высшей степени невежлив и у него замашки рабовладельца. Одна моя знакомая вывихнула плечо, упав на охоте, и кто-то предложил ей обратиться к Стиллмену. Он поинтересовался, как все произошло, и, когда она рассказала ему, он попросту поднялся и указал ей на дверь. И знаете, что ему хватило наглости сказать ей, племяннице самой леди Мелл? – Мисс Кортфилд выдержала паузу и обвела стол негодующим взглядом. – Он сказал, что скорее постарался бы вылечить несчастную лису, чем пытаться помочь ей поправиться, чтобы она имела удовольствие преследовать других животных.
Тетя Марджори изобразила на лице соответствующее возмущение, и тут Марни расхохоталась:
– Браво, мистер Стиллмен! – Ее зеленые глаза блестели от восторга. – Мисс Гринхем говорила, что у него острый как бритва язык, и я очень рада, что он использует его. Что же можно сказать о людях, которые преследуют несчастных зверей, обезумевших от паники? Это вовсе не спорт! Это самый настоящий садизм и извращенная похоть!
– Марни! – Дядя Ричард предупреждающе кашлянул и наклонил голову к викарию. Дерек чуть не подавился глотком шерри, и кузине пришлось постучать его по спине. Потом она жизнерадостно продолжила: – Разве вы не согласны со мной, викарий? Я хочу сказать, вы читаете проповеди о любви к малым сим…
Тетя Марджори поспешно поднялась.
– Я думаю, дамы, что нам пора пойти в гостиную и выпить кофе, пока мужчины насладятся беседой и сигаретами. Марни, – подчеркнуто спокойно проговорила она, – мне кажется, ты говорила, что поиграешь для нас. Может быть, ты так и сделаешь, когда мужчины будут готовы присоединиться к нам.
Марни действительно немного играла на фортепьяно и, поскольку была по-настоящему привязана к тете Марджори, которую она считала слегка глуповатой, но добродушной, постаралась развлечь общество легкой музыкой Новелло и Керна, хотя каждый раз, когда ее взгляд падал на лошадиное лицо мисс Кортфилд, ей страшно хотелось разразиться «Мажорным галопом».
Девушка все же была слишком возбуждена предстоящим отъездом и не смогла долго усидеть за фортепьяно. Через некоторое время она извинилась и направилась в сад.
В саду было свежо после летнего ливня, и Марни пробегала пальцами по подстриженным мокрым кустам роз и вдыхала их аромат. Она не услышала шагов по траве позади себя и испуганно вздохнула, когда чьи-то теплые руки развернули ее, обхватив за плечи. Перед ней стоял Дерек, его лицо в лунном свете казалось совсем бледным.
– Лунный свет и розы, – прошептал он. – Такой случай нельзя упустить. – Но когда он притянул ее к себе, девушка вывернулась из объятий и побежала вниз по аллее. Однако, как она ни была быстра, Дерек оказался быстрее и вскоре перехватил ее у раскидистой липы, хрупкую, пытающуюся вырваться из его упрямых, настойчивых рук.
– Ты животное, Дерек Лестер, и ты слишком много выпил!
