недавно совершила свой побег. Отворив калитку, Ванесса чуть не столкнулась с доном Рафаэлем.
— Добрый день! — Он протянул к ней свою уверенную руку, и ее улыбки как не бывало. Затаив дыхание, она отметила, что в светлом городском костюме он был еще привлекательнее, чем обычно. Впрочем, это могло ей просто показаться после светловолосого и светлоглазого Гарри Элсинга. — Вы купались, мисс Кэррол?
— Да, сеньор. Вода восхитительная.
— Я надеюсь, что вы не плаваете к рифам, когда купаетесь одна? Как раз в это время там бывает сильный прилив.
— Да, мне известно о приливе, сеньор, но я хорошо плаваю. — Она не добавила, что познакомилась с американским нефтяником, — дон Рафаэль вряд ли одобрил бы его бесцеремонное отношение к женщинам. Если бы он узнал об их встрече, то мог повести себя как строгий хозяин и запретить Гарри появляться в лагуне. А ей хотелось вновь воспользоваться приятной возможностью побыть наедине с кем-нибудь, не столь церемонным.
— Немногие люди могут одолеть стихию, мисс Кэррол. — В его глазах она уловила сардоническую усмешку; его взгляд блуждал по ее лицу, замечая румянец на щеках, ясные глаза и влажные пряди волос, прилипшие к вискам. — Очень часто мы тем сильнее подвергаем себя опасности, чем больше пытаемся бороться с ней. Теперь вас ждет завтрак — поспешите!
Он с улыбкой пожелал ей доброго утра и ушел. А она машинально сорвала граммофончик гибискуса и воткнула себе в волосы. Каким же странным и загадочным он иногда бывал! Вот и теперь — что он хотел сказать этим замечанием о борьбе со стихией? Может быть, это нужно понимать как своеобразное предостережение о приливе возле кораллового рифа… или это было что-то гораздо более замысловатое?
Она расхаживала по комнате, размышляя о жестокости и мужском обаянии; временами он мог раздражать до безумия, мог быть загадочным… и даже иногда нежным. Как там однажды сказала Барбара? Что она не хотела бы быть той женщиной, которую он полюбит, потому что в гневе он ужасен, а в нежности неодолим. Ванесса выдернула из волос цветок гибискуса — символ любви — и выбросила его, предварительно смяв лепестки. Потом бросила взгляд через плечо и увидела, как малиновые лепестки медленно расправляются на залитых солнечным светом изразцах, которыми был вымощен патио. Один… второй… наконец, все лепестки расправились и, как ей показалось, ожили.
Глава 5
Тучи послеполуденного солнца пробивались сквозь планки жалюзи. Вентилятор под потолком монотонно кружился, отбрасывая вращающуюся тень на стены цвета слоновой кости. За окном сонно щебетали птицы. Ванесса почувствовала, что на нее кто-то смотрит и, подняв голову от книги, которая лежала у нее на коленях, встретила вопрошающий взгляд темных глаз Барбары.
— Ты давно уже сидишь просто так, и даже не переворачиваешь страниц, — заявила девушка. — Просто смотришь на них.
— Уже нет. — Ванесса захлопнула книгу и отложила ее. — Ты не хотела разговаривать со мной, но, если ты перестала дуться…
— Вчера вечером ты разговаривала с крестным и рассказала ему о нас с Раем…
— Я не делала этого. — Ванесса протянула ноги на плетеную скамеечку и откинула голову на подушку из кораллового шелка. — Он был бы вне себя и не уехал бы так спокойно на попечительское собрание в больницу.
— Ты не знаешь его так, как знаю я, — мрачно откликнулась Барбара. — Он всегда выжидает удобный момент для нападения, и обычно это случается тогда, когда ты меньше всего готова защищаться. Видела, как он набросился на меня на пляже вчера утром?
— Я видела и то, как ты замахнулась на него хлыстом, — сухо ответила Ванесса. — Тебе повезло, что он не догнал тебя и не задал тебе взбучку.
— Разве я не говорила тебе, Ванесса, что у него железная рука! — У Барбары вырвался нервный смешок. Она вскочила на ноги и прошлась по уютно обставленному кабинету, примыкающему к ее спальне.
Во время последовавшего ленча Барбара с обиженным видом почти приказала Ванессе отправиться в свою комнату. Ванесса сочла эту мысль удачной, они могли уединиться и, возможно, ей удалось бы склонить девушку к мысли завести себе для разнообразия дуэнью. Но Барбара, узнав о том, что накануне вечером Ванесса разговаривала с доном Рафаэлем с глазу на глаз, вбила себе в голову, что юная англичанка донесла на нее. Как мало она была знакома с британской осмотрительностью!
Молодая, сбитая с толку, влюбленная — вот какие слова приходили на ум Ванессе при виде Барбары. Браслет из монеток на тонком запястье звенел, не переставая, поскольку острые ногти непрерывно барабанили по матадорским брюкам. Девушка не доверяла никому из окружающих, конечно, исключая своего дорогого Рая, потому что инстинктивно не доверяла собственным чувствам и догадывалась, что они могут завести ее на опасный путь. Она со вздохом наклонилась над сигаретницей в форме гондолы. Крышка открылась, и заиграла итальянская мелодия. Ванесса подумала, что игрушку привезли из Венеции, когда идальго ездил туда, чтобы полюбоваться фресками и дворцами на каналах.
— Ты считаешь, глупо сходить с ума по Раю? — Барбара постучала по пробковой крышке ногтями и встретилась с ясным взглядом зеленых глаз Ванессы. — У тебя такая яркая внешность, ты и чувствовать должна столь же ярко, а ты разговариваешь со мной, как английская учительница-педант. Или вы, англичане, не доверяете ничему, на чем нет клейма с британским львом?
Ванесса чуть не расхохоталась, что-то в этой девушке было такое, перед чем трудно устоять, даже когда она капризничала:
— Ты не стала бы окружать свои встречи с Раем такой тайной, если бы считала, что твой крестный одобрит вашу… дружбу. И ты не держалась бы со мной так надменно, если бы я рассказала ему о ваших встречах, чего я не делала.
— Чем тебе не нравится Рай? — мрачно поинтересовалась Барбара. — Что тебе известно о нем, да и о мужчинах вообще? Ты говорила, что у тебя никогда не было жениха, и мне кажется, ты просто завидуешь тем чувствам, которые питает ко мне Рай.
— Ты очень ошибаешься, если полагаешь, что мне бы хотелось… любви… по темным углам, — отрезала Ванесса.
— Может быть, ты вообще боишься любви. — Барбара пыхнула сигаретой и приняла оборонительную позу, которую, очевидно, заранее продумала до мелочей: слегка согнула колено, положив на него руку с серебряным браслетом на запястье, и опустила веки. — Разве неправда, что англичане очень сдержанны? Просто удивительно — как им удается продолжать свой род?
— Уверяю тебя, что мы еще не перешли к искусственным способам! — Ванесса была намеренно резка, но чувствовала себя растерянной и в каком-то смысле побежденной — слишком велики различия между ней и народом, среди которого она собиралась жить. Она смотрела на завораживающее кружение вентилятора и размышляла, не лучше ли ей будет поскорее вернуться в Англию. Веки вдруг защипало, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и беспомощно заморгала. Правда заключалась в том — и это было больнее всего, — что и там, и здесь она была чужой.
— Ванесса… — Барбара вдруг перестала дерзить и села на скамеечку для ног, обхватив руками колени Ванессы. — Это я виновата, что у тебя такое грустное настроение. Я не хотела огорчать тебя, поверь… после всего, что тебе пришлось пережить. Но ты, как и мой дорогой, дьявольский покровитель, считаешь, что я слишком поспешна в своих чувствах. Это правда? Ты думаешь, что я вешаюсь Раю на шею, что я ребенок, который не ведает, что такое любовь? Но я знаю! Знаю!
Ванесса отвела прядь волос Барбары за розовую раковину ушка, украшенного маленьким золотым колечком.
— Страшно легко, Бэбс, спутать влюбленность с любовью. А сеньор Алвадаас — очень привлекательный мужчина, не говоря уже о его обаянии…
