Мануэла любила своего внука и желала, чтобы рядом с ним было само совершенство. Но ведь совершенство — недостижимая мечта, размышляла Ванесса. Как часто она сама искала прибежища в мечтах…
— Ставлю песету, — Барбара звякнула стаканом о кувшинчик с лимонным соком, стоявший на балконном столике, и Ванесса тотчас вернулась к реальности, — твои мысли занимает этот нефтяной парень, дорогая?
— Нет, я вспоминаю о том, как сегодня утром мы болтали с доньей Мануэлой.
Ванесса с отсутствующим видом сорвала цветок с ближайшей к ней герани, и юбку ее платья тут же усеяли алые лепестки. Она собрала их, один за другим, и надула губы, сожалея о своем необдуманном поступке. Наверное, человеческие существа созданы для того, чтобы сначала все испортить, а потом, когда уже поздно, сожалеть о сделанном.
— Понятно. — Барбара с любопытством посмотрела на нее. — А я фигурировала в вашем разговоре с бабушкой?
— Только упоминалась. — Ванесса выдавила из себя небрежную улыбку и попыталась представить, как Барбара воспримет известие о том, что Рай упаковывает вещи, готовясь к поездке в Испанию. — Донья Мануэла была так добра, что подарила мне эти серьги и браслет к ним. Мне было ужасно неудобно принимать ее подарок, но она настаивала, и я подумала, что отказаться было бы неблагодарно. Очень красивые, тебе нравится?
— Довольно старомодны. — Барбара сморщила нос, примерила браслет и вытянула перед собой смуглую ру ку, чтобы полюбоваться эффектом. — Зеленый — не мой цвет, но тебе идет, Ванесса.
— Ты намекаешь, что я не слишком современная мисс? — ехидно поинтересовалась Ванесса, забирая у нее украшение и протирая его носовым платком. Эти украшения уже успели приобрести для нее какое-то особое значение, — они были таинственным звеном, связывающим ее с той далекой английской девушкой, которую когда-то привез на остров смуглый корсар.
— Я уже говорила, ты будто сошла с картины Веласкеса. Гостья из прошлого… Впрочем, как и этот дьявольский субъект, который распоряжается моей жизнью! — Барбара задумалась, мрачно выпятив нижнюю губу, отчего ее чеканный профиль приобрел непривлекательный ракурс. — Ты видела, как вчера вечером он смотрел на нас с Раем? Он наверняка о чем-то подозревает, только, знаешь, меня это больше не волнует! Пусть уж лучше скорее все откроется.
— Лучше бы ты подумала об этом вчера вечером, — заметила Ванесса. — Ты говоришь, тебе безразлично, если он узнает, и хочешь объясниться, но ведь ты просто бравируешь своим вызывающим поведением. Ты понимаешь, что он прав, но позволяешь незначительному увлечению толкать тебя на обострение отношений с крестным. Будь благоразумна, Бэбс. Ты же не хочешь связать свою судьбу с мужчиной, на которого абсолютно нельзя положиться?
Еще не договорив, Ванесса поняла, что повторяет, только другими словами, то, что услышала за завтраком от дона Рафаэля.
— А какой же, интересно, мужчина должен мне понравиться?! — взорвалась Барбара. — Тот, которого выберет мне он? Нет! Меня никто не заставит выйти замуж за человека, которого я не знаю. Да, можешь сколько угодно улыбаться и качать головой, как будто это невозможно! Ты холодная, невозмутимая англичанка! И не можешь знать, как любовь сжимает сердце в кулак и…
— Успокойся, — решительно прервала ее Ванесса. — Иначе у тебя снова разольется желчь.
— Не приказывай мне! — Барбара проворно вскочила на ноги, черные волосы беспорядочно разметались по плечам, юная грудь бурно вздымалась под белой блузкой, которую она надевала к своим пиратским брюкам. — Ты здесь всего-навсего английская мисс, запомни это и держи при себе свои никому не нужные мнения!
Выпалив это, девушка вихрем промчалась через кабинет и захлопнула за собой дверь спальни. Несколько минут Ванесса сидела, покусывая губы, потом поднялась и, решив подождать, пока Барбара успокоится, пошла к себе. Близилось время ленча и, хотя она перебила себе аппетит, но чувствовала, что будет лучше привести себя в порядок и все же показаться за столом. Иначе дон Рафаэль отправит служанку на ее поиски.
На ленч было приглашено несколько деловых партнеров дона. Сеньора Монтес по-прежнему отсутствовала, а Барбара надулась и закрылась в своей спальне, поэтому Ванесса оказалась единственной женщиной за столом.
Пошел дождь, и крупные капли забарабанили за большой стеклянной дверью столовой. Повеяло ароматом влажных роз, и Ванесса, привыкшая у себя на плантации садиться за стол в мужской компании, чувствовала себя вполне непринужденно с гостями дона. Мужчины, исполненные надменного испанского обаяния, обменивались репликами, произнося их глубокими низкими голосами, а хозяин дома переводил ей с испанского. Несколько раз Ванесса замечала, как у него дергается от смеха бровь, и спрашивала себя, подвергает ли он цензуре шутки своих друзей, когда переводит их. Она ковыряла ложкой авокадо, фаршированное крабами, и жалела, что не может уловить смысла разговора на быстром кастильском наречии, который ее собеседники сопровождали весьма выразительными жестами.
После десерта, состоявшего из сладкой дикой земляники, тертого ореха и сливок, подали кофе, а к нему ликер бренди. Ванесса капнула ликера в свой кофе и бы стро выпила его, чтобы предоставить мужчинам возможность побеседовать свободно. Дон выглядел довольным, и она поняла, что смеялась вовремя и помогла ему подготовить почву для деловой беседы. Ее догадка оказалась правильной, потому что он проводил ее до дверей и с улыбкой шепнул:
— Вы незаменимы во время деловых завтраков, мисс Кэррол. Эти упрямцы чинили препятствия одному моему проекту, но теперь, полагаю, они дадут себя уговорить.
— Желаю успеха, сеньор. — Она встретила его заговорщическую улыбку уверенная, что его проект приведет к процветанию островитян.
Он вежливо кивнул ей, но еще некоторое время не сводил с нее своих блестящих глаз, потом повернулся и быстро зашагал прочь. Дождь прекратился, и послеполуденную жару сменило мягкое тепло. Ванесса решила пройтись до лагуны. Она вспомнила свою размолвку с Барбарой, и мимолетное радостное настроение тотчас улетучилось, а душу наполнила легкая печаль: Барбаре придется несладко, когда уедет Рай, а Ванесса уже не сомневалась в том, что дон собирается отослать его из замка. И, конечно, обеспечит его материально, чтобы на несколько месяцев удержать подальше от замка.
Она вздохнула, сбежав по вырубленным в скале ступеням к лагуне. Громадные серебристые буруны накатывали на берег, и она задержалась на берегу, наблюдая за ними. Их не знающая усталости энергия завораживала; с той же регулярностью, с какой бьется сердце, они вздымались над коралловым берегом и обрушивались на светлый песок, окатывая пеной ноги Ванессы и подол ее платья.
Она обнаружила, что вся забрызгана водой, и направилась к пляжному домику.
Лежа на диванчике на веранде, она слушала рев бурунов и пение птиц, которые щебетали в ветвях казуарин и пальм, окружавших кабинку на пляже.
«Вставай, красотка» — послышалось ей в крике попугая. Она улыбнулась и подумала, что разум способен на странные шутки. В поезде, на котором она возвра щалась из школы в Лондон, чтобы оттуда лететь к дяде, колеса твердили ей о том, что нет пути назад.
Пути назад и в самом деле не было: чему быть, того не миновать, — потому что там, в Англии, ее ничего больше не удерживало. Но тогда у нее еще не возникало такого чувства безнадежного одиночества — в конце долгого путешествия ее ждал близкий человек, ее дядя. Не было и тупой боли в груди, как теперь, происхождения которой она и сама не понимала.
Ванесса задремала на веранде, но через час ее что-то заставило вскочить на ноги и схватить со стола журнал, уткнувшись в него, и не поднимать глаз до тех пор, пока нарушитель спокойствия не вошел в кабинку и его упругие шаги не зазвучали почти рядом со стулом.
— Вы находите, что эти выдумки интереснее моего общества? — насмешливо поинтересовался дон Рафаэль.
— Ах, как глупо с моей стороны! — Она отложила журнал и, залившись румянцем, съежилась под его убийственно-насмешливым взглядом. Сев рядом с ней на стул, он непринужденно закинул ногу на ногу, отчего из-под узких серых брюк на дюйм показались черные носки. Он закурил сигару, а Ванесса, почувствовав, что дон рассматривает ее взлохмаченные волосы, непроизвольно втянула оголенную шею. Под его откровенно изучающим взглядом ее сердце гулко заколотилось о ребра. Он был латинянин, а она по
