отсюда. — По-английски она говорила с сильным акцентом, но вполне понятно. Несколько мгновений Ванесса не сводила с нее глаз, непроизвольно вцепившись в горлышко бутылочки с соусом Табаско. — Должно быть, это сделал кто-то другой. Наверное, сеньорита дель Куирос.
Женщина склонила свою темную голову и бесшумно вышла, прикрыв за собой дверь так, будто малейший стук мог причинить беспокойство гостье кума.
Ванесса налила кофе в бледно-зеленую чашку и добавила из маленького серебряного кувшинчика сливок. Следовало побороть боль от воспоминаний, которые снова нахлынули на нее, и с этой целью она мужественно принялась за крошечные хрустящие торталетки, тающие во рту грибы и маслянистые колечки картофеля со шпинатом в серединке. На сладкое было банановое суфле с кусочками ананаса и дольками мандарина.
Ванесса почти не ощущала вкуса, но поела и, наконец, с чувством облегчения отставила поднос.
Она снова откинулась на подушки и, наткнувшись при этом рукой на сетку, снова принялась размышлять о том, кто же входил в ее комнату, пока она спада, и защитил от нападения москитов. Не приходилось сомневаться, что эти люди заботятся о своих гостях, но независимый дух Ванессы восставал против того, чтобы сдаваться на милость дона Рафаэля де Домерика. До сих пор подобное не удавалось еще ни одному мужчине. Живя в Ордазе, она дорожила своей свободой и положением хозяйки уютного домика, главой которого был ее покладистый дядюшка.
Закинув руки за голову, Ванесса изучала богато украшенный потолок, особенно ей было интересно смотреть на вдохновенные лица испанских рыцарей и их прекрасных дам.
«Любовь, — размышляла она, — должна заполнять человека целиком. Радость и боль, слезы и смех… — все это разные грани драгоценного камня, который и олицетворяет настоящая любовь». Хотелось ли ей самой испытать эти волнения, эти восторги и потрясения? Ей казалось, что — да. Именно поэтому у нее никогда не возникала мысль заключить союз с кем-нибудь из геологов, наезжавших к ним на плантацию.
Когда, после долгой работы в джунглях, они попадали в цивилизованный дом, любая женщина, наверное, казалась им ангелом. Но Ванесса всегда понимала и другое: вихрь страстей рано или поздно уляжется, и тогда можно оказаться связанной отношениями, которые не принесут глубокого и полного счастья. Стоило лишь подумать о том, что она будет находиться в безраздельной власти мужа и ее жизнь сведется к обыкновенному выполнению своего долга, вместо того чтобы душу переполняло стремление доставлять радость близкому существу, как ей становилось не по себе.
Задумавшись, она не услышала, как тихонько стукнула дверь, и вздрогнула, услышав рядом голос:
— Консепсьон сообщила мне, что вы поспали. Хорошо отдохнули, мисс Кэррол?
Ванесса подняла глаза и увидела дона Рафаэля, который стоял в дверях спальни, засунув руки в карманы роскошного халата из темного шелка. Черные, как вороново крыло, волосы были зачесаны назад, открывая широкий лоб, а глаза, от взгляда которых невозможно было нигде укрыться, пронзительно смотрели на нее из-под выразительно изогнутых бровей.
— Да, благодарю вас, — ответила Ванесса вежливо, словно школьница, которой она себя и чувствовала, с растрепанными со сна волосами. Ее хрупкое тело было распростерто на богато украшенной кровати, как на пьедестале. Она особенно ясно ощутила неприкрытость своего тела под шелком халата и инстинктивно натянула на себя испанское покрывало, стыдливо пытаясь спрятаться от пристального взгляда подошедшего к ней мужчины.
Рафаэль окинул взглядом поднос с завтраком, довольно поздним, поскольку часы показывали уже пятый час дня, и неторопливо поднял одну из крышек, чтобы убедиться в том, что его гостья поела.
— Я сделала все, что могла, — виновато произнесла она.
— Вижу. — Он снова уставился на нее, его глаза заискрились весельем, отчего она смутилась еще больше. — Ваша комната вас устраивает, мисс Кэррол?
— Она просто великолепна! — Ванесса стянула полы халата, чувствуя, как в ней напряглась каждая жилка от нарастающего смущения, в которое ее поверг этот высокий властный человек. Наверное, он видит в ней не женщину, а такого же ребенка, как и в своей крестнице.
— Раньше здесь была спальня моей матери. — Казалось, он не замечал усиливающегося румянца, заливавшего щеки Ванессы. — Это одна из самых красивых комнат в замке. Но, может быть, вам больше по вкусу современная мебель и отделка?
— Только не в замке. — Она едва улыбнулась, смягчившись при его упоминании о матери и от любезного тона, с которым он обращался к ней.
— Кровать, наверное, выглядит немного устрашающе. — Он остановился перед ней, и его темные глаза снова заискрились от смеха. — Помните сказку, где принцессе мешала спать обыкновенная горошина, которую она чувствовала даже через огромный слой матрасов? Я читал эту сказку в детстве. Так вот, в той книге была иллюстрация, которую вы очень сейчас напоминаете. Принцесса, как и вы, лежала на возвышении, под узорчатым балдахином…
В шутливой форме он дал ей понять, чтобы она постаралась быть не слишком колючей — ведь он не орел, который собирается напасть на кролика. Конечно, он мог и не считать себя похожим на орла, даже несмотря на ястребиный нос, горящие глаза и высокомерный рот, — но кто дал ему право переступить порог девичьей спальни?!
— Стоило вам слегка улыбнуться, и вы уже не выглядите такой напряженной. — Дон иронически вздернул левую бровь. — Вы все еще чувствуете неловкость в моем присутствии, и это меня озадачивает. Я могу только строить догадки о том, что вы думаете обо мне. Полно! Вам следует радоваться, что именно я спас вас прошлой ночью. Вы, может быть, считаете, что ваш любезный мистер Конрой удовлетворился бы обыкновенным «спасибо» за подобную услугу, но, уверяю вас, вы ошибаетесь. На свете не так много рыцарей в сверкающих доспехах, крошка.
— Мне это отлично известно, сеньор. — Ванесса опять ощетинилась при упоминании о Джеке Конрое. Его визиты и письма, приходившие на плантацию, доставляли ей невинное удовольствие, но ни в коей мере не были любезными. К тому же, ей показалось подозрительным, что дон Рафаэль был осведомлен о ее благосклонном отношении к Джеку и о том, что она с удовольствием принимала его дружбу. Проклятый напыщенный испанец! Он не должен считать, что имеет право вмешиваться в ее жизнь! Глаза девушки сверкнули, как зеленое серебро, и она дерзко ответила:
— Какую же плату хотели бы получить вы за то, что спасли мне жизнь? Наверное, такую же, как та, на которую, по вашему мнению, рассчитывал бы англичанин?
В прекрасной комнате с позолоченным потолком на несколько секунд воцарилась ужасающая тишина. Затем дон Рафаэль склонился над Ванессой. Одной рукой он схватился за столбик кровати, а его глаза засияли так близко, что она могла бы пересчитать крошечные крапинки в них. Казалось, в воздухе носились электрические разряды, когда дон Рафаэль буквально пронзал ее стальным взглядом, будто хотел насадить на булавку, словно бабочку.
Она испытывала ужасные мучения, ведь от него, конечно, не укрылось, какой страх переполняет ее сердце.
— Вы льстите себе, мисс Кэррол, — протянул он наконец. — То, что может понравиться такому юнцу, как Конрой, не обязательно привлечет мужчину, повидавшему мир во всем его многообразии. Самый жаркий огонь обычно дают зеленые деревья, это правда, и, насколько я могу судить, вы так и остались пока зеленым деревом.
Говоря это, Домерик распрямился, снова сунул руки в карманы и холодно посмотрел на нее:
— Вернемся к разговору о вашей дальнейшей жизни. Все, чего я жду от вас, так это того, что вы пробудете в замке до тех пор, пока не сможете вернуться в Англию, сумев обеспечить себе достаточную независимость. На этом я настаиваю как друг вашего дяди. Ради памяти о нем я и держу вас здесь; вы понимаете меня?
Униженная его словами, она кивнула и мысленно пожелала, чтобы он поскорее оставил ее одну. Однако он вежливо осведомился, принесла ли Барбара ей обещанные платья. Ага, превосходно! Этих платьев ей хватит до тех пор, пока у нее не появится настроения и желания самой отправиться за покупками.
— Дон Рафаэль, — сухо прервала она его, — мне не хочется злоупотреблять вашим великодушием
