Стремление освободиться от зависимости неизбежно приводит к поиску предмета для метания, а так как женщины плохо целятся, безопаснее и проще позволить дамам выпустить пар.
– Разрешение семейных проблем кажется таким простым, пока мы сами с ними не столкнемся, – вздохнула Тина, перестав улыбаться.
– А что у вас за проблемы, Тина? – осторожно спросил Дасье. – Может, поделитесь?
– Зачем? – пожала она плечами. – Метание вазы в Джона их не разрешит, это точно.
Дасье бросил взгляд на ее задумчивое лицо, потом вдавил окурок сигареты в песок и заговорил:
– Мы знакомы совсем недолго, но понимаем друг друга с полуслова, поэтому я буду говорить откровенно. Вы не счастливы в браке, не так ли? Вы попали в ситуацию, которая сбивает вас с толку и нервирует – и мне больно это видеть. Когда мы встретились впервые, вы сказали, будто Джон живет прошлым. Призраки все еще живут в доме над пляжем? Они стоят между вами и Джоном Трекарелом?
Тина поежилась от того, насколько точно Дасье все это обрисовал, но потребность выговориться, излить душу была сильнее смущения.
– Я могла бы помочь Джону забыть прошлое, – осторожно начала она, – но это нереально без любви – его любви ко мне. Вместо этого – между нами стена. Мы улыбаемся друг другу, обсуждаем повседневные дела, но ощущаем невидимый барьер, как только пытаемся сблизиться...
Внезапно ее ресницы потемнели от слез, лицо исказилось от боли. Тина опустила голову, и ее пепельные распущенные волосы скользнули вниз, скрывая ее смущение.
Дасье взял ее за руки, крепко сжал их и произнес:
– Этот брак, который приносит столько печали и так мало радости, не для вас, cherie[8]. Любовь без взаимности несет в себе семена будущей беды, и когда они прорастут, именно вам придется пожинать горькие плоды...
– О нет! – Тина сжалась в комок, словно от физической боли, потому что в словах Дасье было слишком много горькой правды. Последние пару недель Тина жила надеждой и отчаянно пыталась что-то изменить, а теперь, когда мудрый француз озвучил ее тайные мысли, она почувствовала себя мотыльком, стремящимся сгореть в огне свечи.
Дасье взял ее за подбородок, и она вынуждена была взглянуть в янтарные глаза – прямо в расширенные темные зрачки. Потом его руки скользнули по плечам Тины, и он вдруг оказался так близко, что она почувствовала тепло, исходившее от загорелой мужской кожи. Тина словно окаменела – так отвыкла она от человеческой нежности.
– В моем прошлом нет призраков, Тина, – хрипло промолвил он. – Мое сердце отдано вам – только вам.
Что он говорит? Что он делает? Тина не осознавала, что Дасье укладывает ее на песок, что его широкие загорелые плечи закрывают солнце и что на несколько долгих секунд они застывают, словно любовники.
– Нет! – Ее руки уперлись ему в плечи. – Не надо, Дасье! – Тина вырвалась, схватила свою сумку и бросилась к лестнице, ведущей к дому. Она уже торопливо преодолела первые ступеньки, когда, завязывая на ходу растрепанные волосы в хвост, наткнулась на мужа.
– Джон! – Ужаснувшаяся Тина мгновенно осознала, что отсюда он вполне мог видеть широкую спину Дасье, наклонившегося над ней. И это выглядело как любовная сцена!
– Ты не собираешься пригласить своего приятеля пообедать? – сухо осведомился Джон, глаза которого были холодны как голубые камешки на скалах. – Не стесняйся, наше гостеприимство можно распространить и на столовую.
Тина, слишком испуганная чтобы говорить, услышала шаги Дасье, поднимающегося вслед за ней.
– Не истолкуйте превратно то, что вы сейчас видели, Трекарел, – поспешил заметить он. – Мы беседовали, и ничего больше.
– Судя по всему, это была очень увлекательная беседа. – Джон никогда еще не казался таким агрессивным, как сейчас. Когда он с брезгливым презрением посмотрел на Тину, та съежилась и инстинктивно шагнула к Дасье, тем самым спровоцировав новый приступ злости у Джона.
– Если вы никак не можете обойтись без того, чтобы утолять свои тайные желания, вам лучше делать это вдали от моих слуг и меня самого. Или ваши отношения достигли той стадии, когда вы уже не способны себя контролировать?
– Джон, как ты можешь так говорить? – воскликнула Тина, оскорбленная до глубины души. – Меня нельзя так обвинять – для этого нет никаких оснований!
– Моя дорогая, – сверкая глазами, Джон подался вперед, – ты даже со своим мужем никогда не принимала столь откровенной позы... боже мой, вот она, оборотная сторона добродетели!
Его слова стегали ее как кнут, и, чтобы как-то заглушить боль, Тина инстинктивно нанесла ответный удар.
– Ты никогда не искал любви, у тебя нет сердца – поэтому не суди меня по своим меркам!
Джон с горечью посмотрел ей в глаза. Кровь отхлынула с его искаженного лица, потом он повернулся и начал подниматься по ступенькам, спотыкаясь, будто левая нога тянула его вниз. Тина непроизвольно вскрикнула, увидев это, а когда муж скрылся из виду, она с тоской взглянула на Дасье.
– Я... я не хотела говорить ему этого, – прошептала она.
Дасье сжал ее локоть большими теплыми руками.
– Бедненькая, что мне вам сказать, чтобы помочь? Вы любите этого человека со шрамами на сердце, которые все еще кровоточат, да?
– Не знаю, может ли тут быть любовь? – вздохнула Тина. – Это больше напоминает ад на земле.
– Тина, – он поцеловал ее ладони, – разве этот брак нормальный? Его можно расторгнуть в любую минуту, если вся сложность только в этом.
– Я в курсе. – Тина устало роняла слова, жалея о том, что она не наедине со своими печалями. Теперь все кончено, и мечта о счастье, к которому она стремилась всеми своими молодыми силами, рассыпалась в прах, словно осенний лист. – Да, я знаю, Дасье. И теперь у меня есть все основания полагать, что именно так и будет.
Пока они шли по берегу, Дасье не произнес ни слова, даже когда помогал подниматься по ступенькам. Их силуэты четко обрисовывались на фоне пронзительно голубого неба – мужчина и женщина, у которых все еще впереди; постороннему наблюдателю могло показаться, что перед ним пара влюбленных. Легкий ветерок растрепал волосы Тины, и, поправляя локоны, она внезапно вспомнила другой мыс над морем, которое не светилось таким сапфировым светом. Словно наяву она увидела длинные тени, падающие на гнущуюся под ветром траву, и голос, произнесший: «Пожалуйста, не двигайтесь! Стойте как стоите, словно вы видите за горизонтом то, о чем давно мечтали...»
Тина поежилась, и Дасье, должно быть, подумал, что она боится мужа. Но страха она, как ни странно, не ощущала – только безнадежность, пустоту, чувство непоправимой ошибки.
– Поехали со мной, – попросил Дасье, и его теплые пальцы коснулись плеч Тины. – Эта безобразная сцена свидетельствует, что у Джона Трекарела суровый нрав, и я боюсь за тебя, mignonne.
Тина взглянула на Дасье, и у нее перехватило дыхание при воспоминании о том, как Джон в порыве страсти потерял над собой контроль и наставил ей синяков. В тот момент он был в такой ярости, что мог бы и убить ее, однако, движимая чисто женской преданностью, Тина возразила:
– О, я не думаю, что он способен меня ударить.
– Я не об... ударах, ma chere. – Обычно веселый голос Дасье изменился, и в нем появились зловещие интонации. И тут, словно в мелодраме, все вокруг потемнело – облака полностью закрыли солнечный диск.
– Ты намекаешь на первую жена Джона, не так ли, Дасье? – резко спросила Тина. – Она действительно погибла при странных обстоятельствах, но Джон тут ни при чем – он не виноват в ее смерти. Или Паула поведала тебе искаженную версию этой истории?
– Паула говорила, а я слушал и делал выводы, – спокойно ответил Дасье. – Мне кажется, Джоанна сама искала смерти, а друзья Трекарела это сознательно замалчивают.
– Джон сам едва не погиб, разве Паула об этом не упомянула? – Тина говорила хриплым от волнения голосом, но как только снова выглянуло солнце, у нее как будто пелена спала с глаз. Она вспомнила первую, такую мирную ночь в «Доме у синей воды», когда она еще не приставала к мужу с подозрениями по поводу
