Мексику», которую она ела в забегаловках, эта еда имела тонкий, возбуждающий вкус. Хотя надо сказать, внимание ее было настолько поглощено кавалером, что она могла бы с тем же удовольствием поедать опилки.
Андреа была вся внимание: ей нравилось, как он спорит, дразнит ее, смеется, а иногда говорит с ней без слов, одними взглядами. Было ясно, что он считает секунды до того момента, когда они останутся совсем одни. Сидя в маленькой нише со свечами, они слушали мексиканский ансамблик, и Андреа была на верху блаженства, забыв про все заботы и тяготы своей профессии. Сгорая желанием узнать побольше о Лукасе, она попросила его рассказать о родителях.
— Нечего особенно рассказывать, — сказал он без всякого энтузиазма. — Да и неинтересно. Когда я был маленьким, мои родители и старший брат погибли в автокатастрофе. Дедушка, к тому времени уже вдовец, решил посвятить себя мне, целиком. У него было право на вождение самолета, и он приохотил меня к этому делу, проще говоря, он купил мне самолет, когда мне не было еще и двадцати. Можете себе представить, каким я рос избалованным. В соответствующем возрасте он отдал меня в колледж, где учили искусству делать деньги. К моменту своей смерти дед владел порядочной недвижимостью в нашем милом городе, она-то и помогла мне основать посредническую фирму. И все это я получил в том возрасте, когда люди еще только начинают карабкаться вверх по служебной лестнице.
Разве это неинтересно? Андреа жаждала задать ему тысячу вопросов обо всем, что он утаил. Но сейчас речь шла не столько о фактах, сколько о чувствах, к тому же Лукас Гастингс был одним из самых скрытных, загадочных людей, которых она когда-либо знала. Ей хотелось, чтобы этот вечер тянулся вечно; она бы запомнила каждую мелочь, а потом бережно хранила ее в тайном уголке своего сердца, чтобы иногда доставать ее оттуда и наслаждаться.
Когда настало время возвращаться в аэропорт, душа ее взбунтовалась. Впервые в жизни она почувствовала себя Золушкой, которой пришлось расстаться с принцем, когда чары еще не кончились. Но она знала, что часы пробьют 12 — и она снова превратится в обычную, простую девушку.
На обратном пути Люк говорил очень мало: Андреа решила, что полет в ночное время требует особого внимания. Что касается ее самой, ее настолько переполняли впечатления, что ей почти не хотелось говорить. Она перебирала в памяти все драгоценные минуты прошедшего вечера.
Чем ближе был Альбукерке, тем более чужим становился Лукас. Время от времени он смотрел на нее без улыбки. Она не могла себе представить, какие мысли им владеют, и это было настолько обидно, что к моменту посадки она уже придумала месть.
Застегивая молнию на куртке до самого горла, она сказала с деланным равнодушием:
— Спасибо за этот день и вечер. Вы, наверно, догадались, что это были самые прекрасные часы за всю мою жизнь. Но уже поздно, и мне нужно спешить. Моя машина стоит вон там. Вам совершенно незачем меня провожать.
— Мне есть зачем, — ответил он резко. И та же самая рука, что гладила ее руку в ресторанчике так ласково, что она была готова переползти через стол и устроиться у него на коленях, — та же рука схватила ее за плечо железной хваткой.
Он повел ее мимо ангара, а сердце Анди билось как сумасшедшее. Достав ключи, Андреа открыла машину, но он загородил дверь. Она удивленно посмотрела вверх, ему в лицо.
— Я все еще жду ответа на тот вопрос. У вас было много времени, чтобы его продумать.
Это был не тот человек, которому можно было бы сказать: «Я не помню вопроса».
— Мне нужно очень много сделать завтра утром, еще до службы. Может, мы отложим этот разговор? — ответила она.
— Мой вопрос не требует пространной речи, мне нужно лишь простое «да» или «нет».
Ей хотелось бы сказать, что после сегодняшнего вечера она не сможет с ним расстаться, что он мог бы стать ее судьбой, если бы только захотел, и, проведи он даже двадцать лет за решеткой, ей бы это не помешало. Но Лукас — человек, умудренный опытом, и баловень судьбы, подумала она, он просто поиграет со мной до той поры, пока не вернется в свой собственный мир, такой далекий от моего.
— Ваше молчание весьма красноречиво, — сказал он ядовито. — Значит, ваши проповеди и заповеди — только для других?
— Вы ошибаетесь! — воскликнула она. — Если бы меня смущала ваша тюрьма, я давно попросила бы отца Пола отделаться от вас!
Он приподнял ее лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза, — он смотрел так долго, словно хотел проникнуть в ее душу.
— Тогда почему вы колеблетесь?
Какого труда ей стоило удержаться и не поцеловать ему руку!
— У меня вся жизнь — в нашем приходе, — только и удалось ей выдавить из себя.
— Я думал, вы принимаете чужаков.
— Мы приняли вас! Вы можете оставаться с нами сколько угодно. Пока не захотите нас бросить. — Последнее прозвучало грустно.
— Разве я хочу вас бросить? — он сжал ее подбородок.
— Я не знаю. А как вы считаете? — Она пытливо смотрела ему в глаза. — Вам придется принимать серьезные решения по поводу вашей дальнейшей жизни, искать работу, интересную не менее, чем биржевая деятельность. Вероятнее всего, вам придется переехать в другое место.
Этот вопрос — уедет ли он отсюда в один прекрасный день — терзал ее больше всего.
— В этом вы правы, я сейчас на перепутье.
Андреа вздрогнула: это был совсем не тот ответ, который она хотела — нет, жаждала — услышать. Что же их ждет? У них нет ничего общего. Начать с того, что у нее — духовный сан, а он вообще не верит в Бога. Любовные отношения без брака? Она считает их невозможными; что касается Люка, то неизвестно, захочет ли он жениться. Он уже так долго жил холостяком, что, вероятно, к этому привык. Да если он и захочет жениться, выберет ли он в жены священнослужительницу («Боже, что за специальность!»)? С какой бы стороны она ни смотрела на эту проблему, надежды на серьезные отношения между ними не было. И продолжать видеться с ним — значит только причинять себе боль.
— Мне действительно пора ехать, — сказала она.
В глазах у него не было ничего, кроме холодной пустоты.
— Ну что ж, не смею задерживать.
Он освободил ее руку, она села в машину. В зеркало заднего обзора она видела, как он удаляется, и в душе ее росло чувство невозвратной потери.
Боже мой, Боже, что же я наделала...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Через неделю, в пятницу вечером, Андреа пришла в спортивный зал как обычно. Однако впервые за все дни тренировок Лукас почему-то опаздывал. Девушка сказала себе, что она этому рада.
После поездки в Санта-Фе ей было очень трудно притворяться, что его равнодушие ее не трогает, и держать себя в руках. Это порождало стресс. Она понимала, что рядом с детьми нужно вести себя так, будто ничего не случилось, но нервы ее были на пределе.
Ричи начал тренировать команду, но через десять минут Кейси сказал, что пойдет звонить Лукасу на работу, чтобы узнать, что случилось.
— На работу? — переспросила Андреа. Она уже открывала свой кабинет с телефоном.
Семнадцатилетний Кейси рос без отца и обожал Гастингса. Он кивнул, нажимая на кнопки, — видимо, знал номер телефона наизусть.
— Ага, на прошлой неделе он нашел работу.
— Какого рода?
