Матерчатая кукла лежит лицом вниз на полу. Она так устроена, что ноги у нее все время раскинуты. Мэри несколько раз кладет руку матерчатого мужчины на ягодицы куклы. Губы Габриэллы Синклер почти незаметно шевелятся. Мэри застывает. Ты чувствуешь, как бьется пульс у твоих компаньонов по наблюдению — в шее, в запястьях, внизу живота. А Мэри приподнимает матерчатого мужчину, придает ему другую позу, кладет его сосиску между ягодицами матерчатой девочки, рядом с узелком вышивки, отмечающим анальное отверстие.
Мужчина возле нас поворачивается к своей спутнице, похлопывает ее по плечу. Она снимает наушники, поправляет волосы. Голос его звучит неестественно громко:
— Отправляйся прямиком к Рэю.
— Теперь я вызываю Зоэ Джейн Артур.
(Она занимает место свидетеля.)
— Мисс Артур, до перерыва вы дали показания исключительно по опознанию тела вашего отца. Теперь я должен задать вам ряд вопросов, касающихся обстоятельств, окружающих его смерть. Прежде чем начать, хочу заверить вас, что данный суд всячески сочувствует вам в вашей потере. Если в какой-то момент вы захотите получить маленькую передышку, суд охотно вам это разрешит.
— Благодарю вас, я уверена, что все будет в порядке.
— Могу я прежде всего спросить вас: отношения между родителями и детьми бывают разные. Вы считаете, что были близки с отцом?
— Да, чрезвычайно. Ведь он с шести лет воспитывал меня один.
— Когда ваша мать ушла из дому?
— Да.
— Могли бы вы сказать, что он был склонен к депрессии, мрачному настроению?
— Ничуть. Как раз наоборот. Я думаю ему было нелегко. Ведь он все время работал, а кроме того, каким-то образом сумел создать для меня пристойную семейную жизнь. Так продолжалось многие годы. Я не помню, чтобы он когда-либо жаловался. Вспоминаю лишь, что пару раз он давал волю раздражению. А так всегда был счастлив.
— А последнее время, в месяцы, предшествовавшие его смерти, заметили вы в нем какие-либо изменения?
— Нет. Я слышала, как тут говорили, что он хотел убить себя, что он был в депрессии, но у меня такое впечатление, что говорили о ком-то другом. Бывали у него минуты спада — они у всех бывают, но он всегда возвращался в прежнее состояние. Он действительно любил жизнь.
— А вы знали, что он посещал врача? Что он прописал ему антидепрессанты?
— Нет, конечно, нет. Если бы я думала, что он болен… Он казался мне в хорошей форме.
— Вы слышали показания, что ваш отец чувствовал хроническую усталость, связанную, по словам свидетеля, с его сменной работой. Вы это замечали?
— Я думаю, это правда. Он дежурил пять ночей, затем имел два свободных дня. Он всегда выглядел крайне усталым в конце недели.
— А в день своей смерти? Он работал накануне ночью?
— Нет, в том-то и дело. У него был недельный…
— Прошу вас, не спешите.
— У него был недельный отпуск. Я не могу представить себе, чтобы он был таким уж усталым.
— А вам неизвестно, были у него какие-нибудь проблемы — например, финансовые затруднения?
— Нет, у него была хорошая пенсия плюс то, что он зарабатывал. Он никогда не нуждался.
— Ну а личные дела? Была у него какая-то связь?
— Нет, после ухода мамы он ни с кем не встречался. Всегда говорил, что нет времени.
— Вы считаете, он был одинок?
— Не знаю. Он был из тех, кто любит компанию, ему нравилось в чем-то участвовать. Не думаю, чтобы ему было хорошо жить в одиночестве. В то же время он мог бы так и не жить — все любили его, всегда был кто-то, к кому он мог пойти и пообщаться.
— А вы знаете, куда он ехал в день аварии?
— Извините, нет.
— Этот участок шоссе А-40 входил в его регулярный маршрут?
— Мне это неизвестно, нет.
— Он не говорил вам, что в тот день намеревался кого-то посетить, с кем-то встретиться или поехать по делу?
— Нет.
— И он не вел дневника?
— Нет.
— Вы ездили в его дом вскоре после его смерти?
— Да, взять его адресную книжку. Я поехала за ней — ведь надо было сообщить стольким друзьям.
— А вы не обнаружили там ничего такого, что могло бы указать, куда он поехал?
— Нет, ничего. Похоже, будто он вскочил и уехал.
— Что создало у вас такое впечатление?
— Все было как всегда. Не знаю… в уборной горел свет, он не вымыл посуду после завтрака. Такое было впечатление, точно он просто выбежал за угол. Я все ждала, что он вот-вот вернется…
………………………
— Вы бы не хотели немного передохнуть?
— Нет, я в порядке. Извините.
— А теперь я должен задать вам один вопрос. Когда вы были в доме отца, вы не обнаружили ничего вроде последней записки или какого-то сообщения?
— Если вы имеете в виду записку самоубийцы, — то нет. Мне пришлось долго искать его адресную книжку. Если бы он что-то оставил, я бы это увидела.
— Благодарю вас, мисс Артур, это все, что мне от вас было нужно. Пожалуйста, оставайтесь на месте. Я уверен, у обвинения будут к вам еще вопросы. Мистер Форшо?
(Мистер Форшо встает.)
— Мисс Артур, вы говорите, отец воспитывал вас после того, как ваша мать ушла из дому, когда вам было шесть лет.
— Правильно.
— Довольно необычно, верно, чтобы отцу, который к тому же весь день занят на работе, дали воспитывать ребенка?
— Мне это неизвестно. Во всяком случае, так было с нами.
— По всей вероятности, между ними — вашей матерью и вашим отцом — была своего рода борьба за то, с кем вы останетесь?
— Не думаю, нет. Она ведь просто упаковала чемоданы и исчезла, оставив меня с ним.
— Почему же она так поступила?
— Это вы спросите у нее.
— У нее был кто-то?
— Я, право, не знаю.
— Неужели она никогда не пыталась объясниться?
— Я видела ее в последний раз, когда мне было восемь лет. Я даже не знаю, где она теперь живет.
— Ну хорошо, у нее была депрессия, она была алкоголичкой, в каком-то другом смысле не годилась быть матерью?
— Мистер Форшо, должен сказать, я не понимаю, куда ведут ваши вопросы. Мы говорим о событиях, которые произошли в далеком прошлом. А следствие ведется об отце мисс Артур. Я не уверен, что понимаю, при чем тут недостатки матери или что-либо, связанное с ней.
— Извините, сэр. Я просто пытаюсь установить, что побудило женщину отдать своего ребенка. Мне
