избавиться от них. Затем она остановилась возле бакалейного магазина, чтобы сделать покупки и вернуться домой, в маленькую квартиру на Ближней Северной Стороне, которую она когда-то делила со своей матерью. В крошечной кухне она принялась за работу, чувствуя себя такой счастливой, какой не была уже давно.
Теперь она без помех могла думать о человеке, который придет сюда вечером. Она не знала всех обстоятельств, но она знала, что ее отец взял над ним опеку, когда родители Дэрка умерли. Видимо, Дэрк сохранил с ним близкие отношения, когда стал взрослым.
Пока кастрюля с фигурно нарезанным картофелем стояла в печи, зеленый салат охлаждался в холодильнике, мясо готовилось для жарения, она забрела в столовую и огляделась с чувством досады.
Ей хотелось бы, чтобы Дэрк увидел ее такой, какая она есть» но пастельные тона комнаты, которая была так изящно обставлена ее матерью, совсем не соответствовали ее натуре. Она ничего не изменила здесь после смерти матери. Она уныло сморщила нос, глядя на скатерть с. розами, которую она постелила на стол с раздвижными ножками у окна, и на розовые свечи в китайских подсвечниках, украшенных бутонами роз. Увы, эти вещи принадлежали Кларе — не Сюзанне, и она могла только надеяться, что Дэрк это поймет.
Как хорошо она помнила его мальчиком, как он выглядел тогда, когда она видела его в последний раз: прекрасные светлые волосы, сверкающие под лучами южноафриканского солнца, ярко голубые глаза, как небо Кейптауна. Они взбирались на длинную гряду скал, уходящую в океан, и он следил, чтобы она не поскользнулась и не упала в воду. Она хотела сфотографировать его своим маленьким аппаратом, но как-то все не получалось. Он поддразнивал ее, когда позировал, и смеялся, хотя всегда по-доброму. Он был единственным предметом ее постоянного внимания и заботы, и не по годам острую боль ей приносило ощущение того, что он может исчезнуть из ее жизни навсегда. Такая потеря особенно мучительна для ребенка, все поступки которого подчинены воле взрослых и который не может защитить предмет своей любви.
Дэрк же был по сравнению с нею взрослым, хотя, конечно, еще не совсем. Ему постоянно хотелось пошалить с ней, а иногда даже рассказать о своих фантастических мечтах, еще очень незрелых, но она была слишком мала, чтобы заметить это. Порой он рассказывал ей о том, что, когда будет постарше, станет великим охотником на львов, или, возможно, найдет золото и станет несметно богат. Из всех, кого она знала, только у него была незатухающая страсть к приключениям, и это роднило его с героями книг, которые она любила читать.
Сейчас он был здесь, наяву, оба они стали взрослыми, а ее чувство волнения сохранилось и даже усилилось.
В обрамленном позолоченной рамой зеркале, на месте которого когда-то был настоящий очаг, она увидела себя и стала критически изучать. Ее бежевое платье с зеленым поясом соответствовало обстоятельствам, но она была не уверена в зеленой вельветовой ленте, которой повязала волосы. Принадлежала ли эта лента Кларе или Сюзанне? Иногда трудно было ответить на подобный вопрос.
Она только успела поднять руку, чтобы снять ленту, когда звук звонка остановил ее. Слишком поздно — лента должна остаться. Она подлетела к кнопке, с помощью которой отпирался замок тремя этажами ниже.
— Сюда, наверх, пожалуйста, — позвала она, перегнувшись через высокие перила, и услышала напряженность в звучании собственного голоса. Он вошел без шляпы, и его прежний облик, такой, каким она видела его в последний раз в Южной Африке, снова предстал перед ее глазами. Конечно, теперь он был старше, но сохранил очень многие прежние черты. Она все еще тяжело дышала и поспешила к двери, чтобы скрыть волнение. Она не должна выглядеть в его глазах девчонкой.
Он легко поднялся наверх, совсем не запыхавшись, и подошел к ней. Его глаза были такими же ярко- голубыми, как и в ее воспоминаниях, у взрослого человека — как у мальчика, Он тоже явно с нетерпением ждал встречи с ней, и сердце ее тяжело застучало. Нужно забыть о прошлом. Ракета не может остановиться в полете, и Сюзанна Ван Пелт никогда не вернется в Южную Африку.
В руках Дэрка были экстравагантные желтые розы, она приняла их, поблагодарив глазами. Он последовал за нею, не сводя с нее глаз.
— Проти не было — сказал он.
Слово, так давно не произносимое, принесло светлые воспоминания о южноафриканском цветке — сказочно красивом экзотическом проти, бесконечное число разновидностей которого там росло.
— Садись, пожалуйста, — сказала она застенчиво-официально. — Я только на минуту. Принесу вазу для роз.
На кухне она наполнила бледно-зеленую вазу водой, с нежностью поставила в нее цветы; ее пальцы слегка дрожали от волнения и постоянного страха что-нибудь испортить. Сегодняшний случай с фотоаппаратом сильно ее напугал, «Все нервы!» — подумала она с невольно исказившимся лицом, надеясь, что Дэрк не заметит этого.
Когда она принесла вазу в столовую, чтобы установить ее на кофейном столике, он стоял перед рядом фотографий на стене. Ей приятно было видеть, что они попали в поле его зрения. Ведь эти фотографии принадлежат Сюзанне, не Кларе.
Здесь был один драматический снимок пожара, который уничтожил квартиру на Западной Стороне несколько месяцев назад, другой запечатлел высадку на берег реки Чикаго детей, совершающих лодочную экскурсию. На третьем снимке — штормовая ночь на Мичиган-авеню с окнами магазинов, магически краснеющими сквозь пургу. Ио больше всего, однако, ей нравился этюд с пожилым продавцом газет в киоске на тротуаре. Игра света и тени была исключительно правильной, композиция совершенной. Она гордилась этой работой и рада была продать ее в государственный журнал.
Дэрк изучал фотографии, а она, воспользовавшись случаем, изучала его. Его прежнее юношеское очарование сохранилось и даже усилилось за то время, когда мальчик превращается в мужчину. Он был очень привлекателен не только внешне, но и располагал ее своим доброжелательством и явным природным умом — все это вместе так сильно влекло, что она слегка встревожилась.
— Тебе нравится твоя работа? — спросил он, все еще рассматривая фотографии. — Я бы сказал, что она может оказаться рискованной и немного сурова для женщины.
— Я люблю ее, — сказала она горячо, но ей понравилось, что, изучая снимки, он подумал и о ней. — До работы в газете я продавала фототовары в универмаге, но мне никогда по-настоящему это не нравилось. Мне всегда хотелось фотографировать самой.
— Это правильно, — сказал он, и ей стало теплей от его одобрения.
Повернувшись, он прямо взглянул на нее. Его оценивающий взгляд несколько смутил ее. Она выбрала себе стул в затененном углу, а ему предложила место на диване, освещенном лампой. Ей не хотелось, чтобы ее рассматривали и изучали слишком близко, зато самой можно было без помех видеть его при ярком свете. Его приход — очень важное и значительное событие в ее жизни.
— В Кейптауне для фотографов много дел, — напомнил он ей. Легкая шутливость слышалась в его тоне, как будто он чувствовал свое влияние на нее и это до некоторой степени забавляло его.
Но она решила, что в таком ключе разговаривать с ним не будет.
— Бесполезно, — сказала она твердо. — Я не собираюсь возвращаться, если ты это имеешь в виду.
— Можно задать тебе вопрос? — Тембр его голоса изменился с годами. Это больше не был голос мальчика, это был голос мужчины, низкий и звонкий. — Я говорил тебе, что прежде всего я приехал, чтобы увидеть тебя. Все остальное может подождать.
Она принесла бокалы и, пока они дружно потягивали напиток, спросила его о работе у ее отца в Кейптауне.
— Когда-то ты постоянно мечтал стать знаменитым охотником, — напомнила она ему, — Или открыть сказочную золотую жилу.
Он громко рассмеялся, ее воспоминания были ему приятны.
— Я боюсь, что моя нынешняя охота довольно прозаична, хотя иногда весьма интересна. После всего случившегося твой отец продал свой дом в Йоханнесбурге и переехал в Кейптаун, где всегда жил прежде. Он стал экспортером работ местных ремесленников, а также открыл два магазина? Его большой магазин в Йоханнесбурге очень хорош, но есть еще один, поменьше, в Кейптауне. Моя охота в настоящее время
