внимательно разглядывая ее из-под изогнутых подведенных бровей.
«Как ты смотришь на то, чтобы во избежание дальнейшей неразберихи оставить эту тему? В сложившихся обстоятельствах это кажется мне наилучшим выходом из положения».
«Несмотря на то, что похититель в обоих случаях один и тот же? — возразила Доркас. — Что тебе известно? Почему ты хочешь все замять?»
Вопрос не застал Фернанду врасплох.
«Я ничего не знаю, — с обезоруживающей искренностью ответила она. — Просто я считаю, незачем раздувать из этого целое дело».
«Просто это связано с махинациями Джино, и ты боишься копнуть слишком глубоко».
Фернанда, внезапно отклонившись от темы, заговорила совсем о другом.
«Мне всегда не нравились его друзья. Но его бизнес предполагал частые встречи с довольно странными людьми. Бог знает, что у них на уме. А может, и сейчас есть. Я думаю, как только мы покинем эту страну, все прекратится. Что пользы расстраиваться и попусту трепать себе нервы? Ведь ничего страшного не произошло, и никто не пострадал».
«Много работал», его «бизнес» — непонятно, чем он вообще занимался, хотя временами его «бизнес» приносил существенную прибыль. Доркас чуть не рассмеялась. Бизнес — мало подходящее определение его занятиям. Разве можно назвать бизнесменом безнравственного, беспринципного посредника между процветающими коллекционерами или просто любителями произведений искусства и предметами, которые они жаждали приобрести в собственность?
Она совсем немного знала о его «бизнесе», но о многом подозревала. Еще на заре своего замужества она быстро поняла нежелательность каких бы то ни было расспросов. Неудовольствие Джино принимало такие формы, о которых не хотелось вспоминать.
После некоторого раздумья Доркас сдалась. По крайней мере, Фернанда права в одном — как только они окажутся в Греции, преследования прекратятся.
«Ладно. Бог с ним».
Фернанда, все это время наблюдавшая за ней, с облегчением вздохнула.
«Я уверена, дорогая, что это лучший выход. Нельзя рисковать нашей поездкой. — Она многозначительно помолчала. — И, Доркас, я прошу тебя, давай успокоим Бет на этот счет, ладно? Она спрашивала меня, а я сказала, что беспорядок был из-за того, что я помогала тебе укладывать вещи».
«Я не хочу ей врать».
Фернанда пропустила это замечание мимо ушей.
«Я думаю, что на сей раз тебе стоит прислушаться к моему мнению. Мы с Бет чудесно ладили, пока ты была больна. Никаких трений, никаких вспышек. Выше нос и пошли к столу. Хильда уже заждалась».
Доркас последовала за ней, пытаясь скрыть свою озабоченность линией поведения, избранной Фернандой. Несомненно, Бет не должна ничего заподозрить. Но в последнее время Фернанда стала чересчур своевольна и властна во всем, что касалось ребенка. Безусловно, эта черта была вообще присуща Фернанде. Несмотря на свою природную доброту и сердечность, она обладала всесокрушающей силой и иногда уподоблялась паровому катку. Порой было лучше отойти в сторону, чем пытаться строить ей преграды, с тем, чтобы однажды не быть расплющенной или сметенной могучим ураганом. Но в совместной поездке будет нелегко постоянно обходить острые углы. К тому же, внутренний голос нашептывал, что Фернанда, возможно, права: ни к чему забивать ребенку голову такими вещами.
Когда они подошли, Бет уже сидела за столом. В воздухе царила атмосфера веселого пикника, которую так хорошо умела создавать Фернанда, общаясь с детьми. Неужели правда то, на что иногда намекала Фернанда, и открыто высказывал Джино, неужели Доркас не слишком хорошая мать для Бет?
Внезапно Доркас устыдилась этих предательских по отношению к себе самой мыслей. Это западня, которую старательно уготовил ей Джино. Она вполне здорова, и нечего заниматься самобичеванием. Все матери допускают ошибки, воспитывая детей. Не она первая, не она последняя. Она ничуть не хуже других. А ее беспредельная преданность Бет, несомненно, стоит многого.
Берясь за ложку для супа, Доркас улыбнулась дочери.
Глава 2
За обедом Фернанда ворковала о том, как она провела день в клубе. Бет проказничала за столом, а тетя Ферн пустилась в воспоминания о том, как она в начале войны помогла семье Джино перебраться из Италии на Родос.
Мать Джино была итальянка и прислуживала в небольшом доме, который Фернанда снимала несколько месяцев, живя в Милане. Она посвятила всю жизнь мужу-греку, лелеявшему мечту вернуться на Родос. Хотя остров был оккупирован итальянцами, ему казалось, что на родине дела у него пойдут лучше. Фернанда дала им денег на возвращение, и маленькая семья покинула Италию. На Родосе они попали в плен к итальянским оккупантам, и Фернанда на время потеряла с ними связь. Но она не могла забыть мальчугана Джино.
Уже ребенком Джино всегда знал, что он хочет, умел добиваться своего, не гнушаясь ничем. Ему, как и Фернанде, были присущи энергия и напористость. Они были под стать друг другу, их многое роднило.
«Я никогда не забуду, — вспоминала Фернанда, мысленно переносясь в те далекие дни, — наш последний разговор в солнечном миланском дворике перед моим отъездом. Джино был довольно высоким для своего возраста мальчиком, быстрым и грациозным, как танцор. Я сидела на скамейке у мраморного фонтана и рассказывала Джино об Америке. Он ни минуты не мог спокойно усидеть на месте. То он вскакивал и начинал бегать по краю фонтана, рискуя свалиться в воду, то прямо на траве делал «колесо». Да ты и сама должна помнить».
Она помнила. В этом человеке бурлила неуемная энергия, которая подчас делала жизнь невыносимой для его близких. Казалось, у него внутри работал мотор, Джино вечно носился как заведенный. Глаза все время рыскали по сторонам, что-то выискивая, нервные руки никогда не оставались в покое. Доркас не хотела вспоминать, но Фернанду нелегко было остановить.
«В один прекрасный день он заявил, что приедет в Америку. Джино объяснил, что он это сделает, потому что там буду я, а мне без него там не обойтись. Кто, кроме него, принесет мне утренний кофе, станет выполнять мелкие поручения, давать мне советы, как поступить в той или иной жизненной ситуации. Кто может справиться со всем этим, как не Джино?»
На губах Фернанды блуждала мечтательная улыбка, глаза затуманила грусть. Бет попыталась было воспользоваться минутной паузой, но Фернанда легко тронула ее руку, и девочка умолкла.
«Я не сомневалась, что он не упустит шанс, который я могла предоставить ему. В тот день я пообещала, что, как только представится такая возможность, я вызову его. Я никогда не была замужем, у меня нет своих детей, Джино заменил мне семью».
Война кончилась, и Фернанда сдержала свое обещание. Джино навсегда покинул Грецию, лишь время от времени навещая своих родителей, пока те были живы. Братья и сестры были намного старше его, и война давно разбросала их по свету. Фернанда их не знала. Джино стал для нее всем.
А он был очарован Грецией, его всегда тянуло на Родос. С его приверженностью искусству, любовью к каждой мраморной прожилочке, он мог бы стать скульптором, но между ремеслом и искусством лежит долгий тяжелый путь овладения мастерством, а Джино это было неинтересно. Он любил, когда все получалось легко и быстро. Он был ценителем, а не созидателем. Будь у него деньги, он бы сам стал коллекционером. Но денег не было, и он избрал тот путь, который давал ему возможность хотя бы прикоснуться к шедеврам, раз он сам не мог их себе купить.
Фернанде необходимо было излить душу, разговаривая о Джино, таким образом, он как бы оживал перед ними. К тому же она хотела, чтобы его вдова также скорбела по нему. А с Фернандой трудно было притворяться и кривить душой.
Когда в повествовании возникла пауза, Доркас задала вопрос, давно не дававший ей покоя.
«Почему ты так и не вышла замуж? Ты же создана для того, чтобы иметь большую семью, много
