Я ждала, не сдавая своих позиций.
– Не передавайте Элдену ничего из того, что я вам сказала. Если ему покажется, что я знаю что-то, чего он не знает, он заставит меня все ему рассказать. А он никогда не должен об этом узнать – никогда! Это дало бы ему такую власть надо мной, что я бы не вынесла. Элден любит власть, и он всегда ненавидел Джеральда. Он нашел бы сотни способов отравить ему жизнь.
Я тупо слушала ее, и мое удивление нарастало. Она не рассказала мне всю правду, но теперь она как бы отдавала свою судьбу в мои руки. Я начинала кое-что понимать, и возможные последствия такой ситуации меня встревожили.
– Во всяком случае, сейчас я Элдену ничего не скажу, – заверила я ее.
Она вернулась на свой пост у двери в комнату тети Фрици, а я вышла в передний вестибюль, где были зажжены настенные бра. Белый с черным мрамор под моими ногами был холодным. Вновь собранный по кусочкам Мортимер стоял в своем углу с копьем в руке, и его латы ярко сверкали. Я прошла на другую половину дома и заглянула в гостиную. Там было пусто. Отыскав тенистый уголок в дальнем конце комнаты, я уселась в кресло с подлокотниками.
'Элден!' – размышляла я. Элден, которого будто бы привезли сюда родители, когда ему был всего один годик и который чувствует себя почти членом семьи Горэмов. Элден, нежно преданный своей сестре Кейт, которая, быть может, вовсе не сестра ему. Кусочек за кусочком отдельные факты выстраивались в цельную картину. Теперь, возможно, быть незаконнорожденным уже не считалось таким позорным, как в прежние времена, и я сомневалась, чтобы сам Элден усмотрел в этом сколько-нибудь серьезные препятствия. Конечно, бабушка Джулия могла завещать свое состояние, но завещание можно было оспорить, и я подозревала, что как только Элден узнает правду, он обязательно его оспорит. Он погубит Джеральда, если только ему представится такая возможность. Он, возможно, даже попытается изгнать его из Силверхилла. Мне было понятно, почему при таких обстоятельствах Кейт пребывала в сильнейшем страхе, почему она, так же как и бабушка, хотела, чтобы тайна не вышла наружу. Мысль о том, что испытает Элден, узнав, что тетя Фрици – его мать, заставила меня содрогнуться.
Теперь я и в самом деле не могла ничего никому рассказывать. Я буду вынуждена хранить тайну Кейт, тайну моей бабушки, предоставив всем им продолжать свой обман. Конечно, лишь при том условии, если сам Элден не находился на пороге опасного открытия. Я слишком хорошо помнила выражение его лица, когда он слушал, что творилось в столовой.
В чувство меня привел шелест платья бабушки Джулии. Она вошла в комнату и, освещенная ярким светом, остановилась перед портретом Диа на стене над каминной полкой. Она сцепила руки, плечи ее опустились, а обычно гордая шея позволила голове поникнуть так, как никнут головы старых женщин.
– Плохо прошло. – Она разговаривала с портретом. – Все сложилось как нельзя хуже.
Я встала с кресла, и, услышав шум, она подняла подбородок и расправила плечи. Рубины в ее ушах мерцали – так же как на портрете, но лицо, которое она повернула ко мне, напоминало старческую насмешку над юным лицом на картине, висевшей рядом с портретом Диа.
Она, как видно, заметила, как я перевела глаза с нее на картину, потому что ответила мне легкой улыбкой.
– Портрет надо снять. Диа остался таким же, как был, а я – нет. Я уже не та женщина, что позировала для портрета.
Я вспомнила ее слова и о том, что все сложилось как нельзя хуже. Ясно, что виновата в этом была она сама.
– Неужели уже никак нельзя исправить то, что случилось? – спросила я.
Она прошла к дивану своей обычной грациозной походкой, села и жестом указала мне место рядом с собой. Она казалась снова уверенной в себе, чувствуя себя хозяйкой положения. Даже сутулость куда-то исчезла.
– Надо в настоящем очень многое сделать, Малинда. Подойди и сядь рядом со мной. Я не могу больше зря тратить время, и ты должна мне помочь.
Я не без тревоги уселась на краешек дивана, готовая в любую минуту к бегству.
– Если вы говорили всерьез о своем намерении изменить завещание… – начала я.
Она покачала головой.
– Конечно, я это говорила не всерьез. С тех пор как ты тут, мне иногда хочется, чтобы то, о чем я говорила, было действительно возможным. Но что я больше всего в тебе ценю, так это то, что тебя невозможно купить. Я ошибалась, когда думала, что ты явилась сюда, подгоняемая корыстью. Ты во мне не нуждаешься, и я горжусь тобой за это. Но теперь я нуждаюсь в тебе.
Я пристально смотрела на нее с удивлением и в то же время с чувством громадного облегчения. Она улыбнулась, заметив выражение моего лица, и я увидела в ее собственном лице гораздо больше тепла, чем когда-либо прежде. Быстрым движением она стянула с пальца рубиновый перстень и вложила его в мою руку.
– Возьми на память. Это – единственная вещь, которую ты когда-либо от меня получишь, и я дарю его тебе без всяких условий – независимо от того, поможешь ты мне или нет. Но все-таки я надеюсь, ты мне поможешь.
Я надела кольцо на безымянный палец правой руки, и, глядя на него, почувствовала, что тронута гораздо сильнее, чем мне хотелось самой себе в том признаться. Я даже говорить была не в состоянии.
– Все, что я говорила сегодня за обедом, – продолжала она, – я говорила совершенно всерьез. Может быть, у меня устарелые взгляды, но я хочу, чтобы в мире, меняющемся, на мой взгляд, слишком быстро, существовала непрерывная линия нашего рода и чтобы наши потомки жили в этом доме и с любовью относились к вещам, которые мы с Диа туда принесли. Я хочу, чтобы хоть это осталось. Музеи – это что-то холодное, безликое. Я хочу, чтобы Силверхилл снова стал открытым домом, где принимают гостей, танцуют, где бегают дети. Когда-то ведь так и было, могло бы и снова стать так даже при Джеральде, если бы только он женился на Кейт. Он живет в мире зеркал, в зеркалах он видит искаженное, деформированное изображение. Кейт разобьет зеркала и научит его понимать, что такое реальная жизнь, – надо только, чтобы он дал ей такую возможность.
Я слушала ее внимательно и серьезно, но я не верила в осуществимость ее надежд. На мой взгляд, Джеральд слишком долгое время отворачивался от реальной действительности. Женившись на Кейт, он
