следователям, но нам-то он не врал! На твоем месте я бы не сердился на брата, а постарался понять его.
Знаете, это ужасно выматывает – защищать человека, который тебя предал. Брюс постоянно лгал мне, не говоря уже о том, что он хотел меня убить, когда поджег дом, в который я забрался. В общем, это было довольно утомительно. Но Майя заплакала – значит, мне удалось ее убедить. Я чувствовал себя виноватым за то, что погибла Пейдж. Бедная девушка. Да еще этот дурацкий бриллиант в ее зубе… Несчастная, невинная жертва.
Майя опять села мне на колени, обняла меня и смахнула слезы.
– Ты очень хороший друг, Финн. Но мне кажется, Брюс не заслуживает такого доброго отношения.
39
С Флейваллем прямого сообщения не было. По крайней мере, автобусы и поезда до него не ходили. Майя поехала на лимузине в аэропорт Дж. Кеннеди, чтобы лететь бизнес-классом в Женеву. Ее самолет вылетал в половине третьего. Я же направлялся в штат Нью-Джерси, находившийся на другом берегу Гудзона, на подземке. Ее называли Тропа. На железнодорожной станции города Хобокен мне пришлось целый час ждать поезд, который шел на запад. Видимо, снежная буря обошла Нью-Йорк стороной. Когда поезд остановился в двадцать седьмой раз, снег уже нападал на полметра – это было в Гледстоуне. Помню, мы ездили в этот городок с Майей, чтобы купить блесны.
На занесенной снегом станции вместе со мной сошли три негритянки в церковном облачении и пара из Португалии – они дрожали от холода, потому что были одеты в спортивные костюмы. Я их не узнал без униформы. А ведь это были те самые люди, которые все это славное лето накладывали мне в тарелку отбивные, открывали передо мной двери и смешивали коктейли. Потом к вокзалу на старом большом грузовичке подъехал Брюс. На задних колесах автомобиля были цепи.
Не успев вылезти из машины, он окликнул португальцев и спросил, как чувствует себя их ребенок, и предложил самой пожилой монашке подвезти ее. Потом направил свои чары на меня.
– Давно не виделись, братишка.
Брюс подошел ко мне. Утоптанный снег скрипел у него под ногами. Брюс был так спокоен, что действительно можно было подумать, что ему хочется, чтобы этот момент длился как можно дольше. Он будто бы потолстел и даже вырос. На нем была надета ярко-красная парка и вязаный свитер с оленем. Брюс широко улыбался, показывая белые зубы, пар от его теплого дыхания клубился в воздухе. В общем, он был похож на кинозвезду. Или на Сатану apresski [48]. Я увидел в его зеркальных очках отражение своего лица. На нем было написано, что мне очень страшно. Моя паника была осязаема. Когда Брюс потянулся, чтобы обнять меня, я отпрыгнул назад и поскользнулся на накатанном льду. Он поймал и поддержал меня, и слуги-португальцы засмеялись, когда он шутливым тоном объявил:
– Нет уж, ноги можешь ломать только после того, как мы сходим на каток.
Когда мы выехали с парковки, Брюс опять обратился ко мне:
– У меня для тебя подарок. – Он бросил мне небольшой сверток, перевязанный ленточкой. Можно было подумать, что в этом году Рождество наступило раньше, чем обычно. – Если ты заставишь свою маму поверить, что получил это в подарок от Джеки О., я готов заплатить тебе пятьсот долларов. – Внутри лежала кассета с альбомом группы «Мертвые Кеннеди». Я поблагодарил Брюса, но не стал ловить его на слове.
– Как поживает Майя? – с невинным видом поинтересовался он.
– Замечательно. – Я старался не думать о том, что он со мной сделает, если ему удастся застать меня врасплох.
– Я очень рад, что вы помирились, ребята. А Джакомо что поделывает?
– У него тоже все отлично.
Опять пошел снег. Хлопья были такими огромными, что казались ненастоящими. У меня было такое чувство, что я нахожусь внутри стеклянного шара, в который помещают фигурки из папье-маше, и Брюс вертит его в руках.
– Слушай, позвони мне, если тебе понадобится моя помощь – рефераты, контрольные работы или что там еще… Ну как, приятно быть отличником? – Он так живо и искренне интересовался моей жизнью, что мне вдруг стало совестно: а вдруг я все это выдумал? Вдруг это какая-то ошибка? – Вот и чудесно.
Мне очень хотелось в это верить, но я знал, что не стоит тешить себя несбыточными надеждами. После того как я в пятый или шестой раз робко заверил Брюса, что у всех все в порядке, он вставил кассету в магнитофон, нажал на тормоза и вошел в штопор. В тот момент мы ехали по крутому склону, недалеко от Охотничьего клуба. Когда мы повернули, я вопросительно взглянул на него, но он только улыбнулся и стал подпевать «Мертвым Кеннеди». Машина буксовала. Началась метель. Снег падал крупными хлопьями. Небо потемнело.
Брюс опять попытался развернуть грузовик. Тут я заметил металлический плуг снегоуборочной машины, которая расчищала дорожку, ведущую к дому Мак-Каллумов. Я закричал, чтобы он остановился, но он только пожал плечами. Мы скользили прямо к снегоочистителю, и мне было ясно, что сейчас мы или столкнемся с ним, или перевернемся. А может, сначала перевернемся, а потом столкнемся. Брюс продолжал напевать песню «Выходные в Камбодже». Я закрыл глаза и замер, ожидая удара. Машина дернулась и остановилась, когда наехала на асфальт, на котором не было снега. Мы чудом избежали столкновения со снегоуборочным комбайном.
– Пора тебе открыть глаза, – внезапно заявил Брюс.
– За каким чертом ты это сделал?
– Мне надоело, что ты твердишь о том, что все хорошо, и поэтому захотелось встряхнуть тебя немного.
Теперь у меня не осталось никаких сомнений. Нет, я не собираюсь смиренно ожидать, пока он расправится со мной. Я придумаю способ спастись. Но мне нужно время. И поэтому, пока мы ехали к Флейваллю, я стал весело голосить припев песни, чтобы Брюс продолжал думать, будто я ни в чем его не подозреваю:
– «Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот».
Самое ужасное – это то, что эта песня опротивела мне еще до того, как пришлось исполнять ее вместе с Брюсом.
Мы въехали во владения Осборна через задние ворота и стали двигаться по тому же маршруту, что и в первый день, когда Гейтс привез нас сюда с мамой. Теперь все было по-другому. И дело не только в снеге. Наш желтый дом, на крыше которого скопились снежные сугробы, а с карнизов свисали сосульки, казался мне меньше и уютнее, чем в тот день, когда я увидел его впервые. Через пролом, который проделал упавший клен, я мог видеть чердак, в котором валялся старый розовый чемодан моей мамы.
– Не мог бы ты остановиться? Мне хотелось бы взглянуть на это.
– Не беспокойся. Дом был застрахован.
– Я хочу посмотреть, большая ли там дыра.
– Ну, если это так для тебя важно…
Это было гораздо важнее, чем он мог себе представить. Но я не рассчитывал на то, что он тоже начнет вылезать из грузовика. Я сделал вид, что меня очень заинтересовала поврежденная крыша. Ствол огромного клена, который рос недалеко от двери в кухню, треснул прямо посередине. Трещина была огромной – она шла до самых корней. Внутри все сгнило, и ствол был полым. Если бы Брюс не забыл в машине сигареты и не пошел за ними, мне бы так и не удалось нащупать под опавшими листьями и скорлупками орехов то дупло, где раньше жили белки. На секунду мне показалось, что там ничего нет. Я просунул руку глубже и наконец обнаружил пистолет, который дал мне Брюс, – я спрятал его в дупле этого высохшего дерева, когда мне стало казаться, будто мои проблемы можно разрешить, только пустив себе пулю в лоб. Пистолет был довольно тяжелым. Надеюсь, он еще стреляет. Я едва успел засунуть его в карман, как ко мне подошел Брюс.
– Ладно, поехали отсюда. Давай лучше на коньках кататься.
– Еще одна остановка. – Это вовсе не было частью плана, просто мне внезапно захотелось увидеть маму до того, как я нажму на курок.
Когда мы подъезжали к особняку Осборна, то в сумерках я заметил, как вдалеке по склону холма
